Посмертные записки Пиквикского клуба
Шрифт:
Какие бы ни были у мистера Пиквика основания поздравлять себя с таким мирным разрешением трудного дела, его положение в настоящий момент было отнюдь не завидное. Он находился один в коридоре незнакомого дома, среди ночи, полуодетый; нечего было и думать, что в полной темноте ему удастся отыскать комнату, которую он никак не мог найти со свечой; а при малейшем шуме во время своих бесплодных поисков он подвергался опасности, что какой-нибудь страдающий бессонницей обитатель гостиницы выстрелит в него и, быть может, убьет.
У него был только один выход: остаться на месте и ждать рассвета. Поэтому, пройдя ощупью несколько шагов по коридору и, к великому ужасу, задев при этом ногой за несколько пар
Однако ему не суждено было подвергнуться еще и этому испытанию, ибо он недолго пребывал в своем убежище: к невыразимому его ужасу в конце коридора появился человек со свечой в руке. Его ужас вдруг уступил место радости, когда он распознал фигуру своего верного слуги. Действительно, это был мистер Сэмюел Уэллер, который не спал до столь позднего часа, беседуя с коридорным, бодрствовавшим в ожидании почты, и только теперь направлялся на покой.
– Сэм! – сказал мистер Пиквик, внезапно появляясь перед ним. – Где моя спальня?
Мистер Уэллер с красноречивым изумлением воззрился на своего хозяина, и вопрос был повторен трижды, раньше чем он повернулся и пошел по направлению к долго разыскиваемой комнате.
– Сэм, – сказал мистер Пиквик, когда улегся в постель, – этой ночью я совершил одну из самых удивительных ошибок.
– Очень может быть, сэр, – сухо ответил мистер Уэллер.
Но вот что я решил, Сэм, – продолжал мистер Пиквик: – если бы мне пришлось прожить в этом доме полгода, – я не рискнул бы ходить здесь один.
– Это самое благоразумное решение, к какому только вы могли прийти, сэр, – отозвался мистер Уэллер. – Нужно, чтобы за вами кто-нибудь присматривал, сэр, когда ваша голова отправляется делать визиты.
– Что вы хотите этим сказать, Сэм? – спросил мистер Пиквик.
Он приподнялся на кровати и вытянул руку, словно хотел еще что-то добавить, но вдруг запнулся, повернулся на другой бок и пожелал своему камердинеру «спокойной ночи».
– Спокойной ночи, сэр, – ответил мистер Уэллер.
Выйдя за дверь, он приостановился, покачал головой, сделал несколько шагов, остановился, снял нагар со свечи, снова покачал головой и, наконец, пошел не спеша в свою комнату, по-видимому погруженный в глубочайшие размышления.
ГЛАВА XXIII,
в которой мистер Сэмюел Уэллер направляет свою энергию на борьбу с мистером Троттером, чтобы добиться реванша
В ранний час того самого утра, которому предшествовало приключение мистера Пиквика с леди средних лет в желтых папильотках, в маленькой комнате по соседству с конюшнями восседал мистер Уэллер-старший, готовясь к обратному путешествию в Лондон. Он сидел в самой заманчивой для живописца позе.
Весьма возможно, что в какой-нибудь ранний период его жизненной карьеры профиль мистера Уэллера был очерчен смело и определенно. Однако его лицо расплылось благодаря хорошему питанию и замечательной склонности мириться с обстоятельствами, и смелые мясистые контуры щек вышли так далеко за пределы, первоначально им предназначенные, что трудно было различить что-нибудь, кроме кончика багрового носа. Подбородок, по той же причине, обрел степенную и внушительную форму, которую обычно обозначают, приставляя слово «двойной» к названию этой выразительной части лица; а цвет лица представлял то своеобразное пестрое сочетание оттенок, какое можно увидеть только па лицах джентльменов его профессии и на недожаренном ростбифе. Шея была у него обмотана малиновым дорожным шарфом, который столь неприметно сливался с подбородком, что трудно было отличить складки одного от складок другого. Поверх этого шарфа на нем был длинный жилет с широкими розовыми полосами, а поверх жилета
Мы сказали, что мистер Уэллер был занят приготовлениями к обратному путешествию в Лондон, – и действительно, он подкреплялся. Перед ним на столе стояла кружка эля, лежал кусок холодного мяса и весьма почтенного вида каравай хлеба, между которыми он распределял свою благосклонность по очереди, с самым суровым беспристрастием. Он только что отрезал солидный ломоть хлеба, когда шаги человека, входящего в комнату, заставили его поднять голову, и он увидел своего сына.
– Доброго утра! – сказал отец.
Сын вместо ответа подошел к кружке с элем и, многозначительно кивнув головой родителю, хлебнул.
– Прекрасно умеешь присасываться, Сэмми, – заметил мистер Уэллер-старший, заглядывая в кружку, когда его первенец поставил, ее на стол, осушив до половины. – Из тебя получилась бы на редкость способная устрица, Сэмми, если бы ты родился на этом жизненном посту.
– Да, пожалуй, мне бы удалось иметь приличный доход, – ответил Сэм, принимаясь с немалым рвением за холодную говядину.
– Мне очень грустно, Сэмми, – сказал старший мистер Уэллер, взбалтывая эль, прежде чем пить его, – мне очень грустно, Сэмми, слышать из твоих уст, что ты дал себя одурачить этой-вот шелковице. До позавчерашнего дня я думал, что кличка «одураченный» никогда не прилипнет к Веллеру... никогда не прилипнет!
– Никогда, за исключением, конечно, случая со вдовой, – сказал Сэм.
– Вдовы, Сэмми, – отозвался мистер Уэллер, слегка меняясь в лице, вдовы – это исключения из любого правила. Я когда-то слыхал, сколько нужно обыкновенных женщин, чтобы так обойти человека, как обойдет одна вдова. Кажется, двадцать пять, но я хорошенько не знаю, может быть больше.
– Этого достаточно, – сказал Сэм.
– Вдобавок, – продолжал мистер Уэллер, не обращая внимания на то, что его прервали, – это совсем другое дело. Ты знаешь, Сэмми, что сказал законник, защищавший джентльмена, который колотил жену кочергой, когда бывал навеселе. «А в конце концов, милорд, – сказал он, – это любовная слабость». То же самое говорю я о вдовах, Сэмми, и то же скажешь ты, когда доживешь до моих лет.
– Знаю, мне бы следовало смотреть в оба, – сказал Сэм.
– Следовало смотреть в оба! – повторил мистер Уэллер, ударяя кулаком по столу. – Следовало смотреть в оба! Да, я знаю одного юнца, который и на половину в на четверть не был так хорошо воспитан, как ты, – не ночевал на рынках по полгода, – так он не дал бы одурачить себя таким манером, не дал бы, Сэмми.
В смятении чувств, вызванном этими мучительными размышлениями, мистер Уэллер позвонил в колокольчик и потребовал дополнительную пинту эля.
– Ну, что толку говорить об этом, – отозвался Сэм. – Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует. Теперь мой ход, папаша, и как только я заполучу этого Троттера, я сделаю хороший ход.
– Надеюсь, Сэмми, надеюсь, – ответил мистер Уэллер. – За твое здоровье, Сэмми, и постарайся поскорее смыть позор, которым ты запятнал нашу фамилию, В ознаменование этого тоста мистер Уэллер осушил одним духом по крайней мере две трети только что поданной пинты и передал ее сыну, дабы покончить с остатками, что тот немедленно и исполнил.