Посмотри и вернись
Шрифт:
Я хорошо понял, что мой удел и есть та жизнь, которую я раньше высокомерно отвергал как слишком простую и скучную. То есть лучше всего для меня было бы не бросать работу в фирме, а совершенствоваться в своей профессии и понемногу прийти к процветанию. Но время было потеряно, да и силы поиссякли. Так в мою жизнь вошла тема смирения. «Теоретически» я смирение, конечно, признавал и раньше. Только не догадывался, насколько труднее смиряться по-настоящему, чем просто говорить о смирении.
И еще не понимал, что чем больше не смиряешься сначала, тем больше придется смириться потом. Это и произошло. За годы своего писательства я деградировал как специалист и уже не мог работать даже на тех должностях, на которых ранее работал
– Что наша жизнь – игра, – заметил Петя. – Все время надо на что-то ставить, да вот ставишь часто совсем не на то.
– Верно. И самое интересное начинается тогда, когда игра заканчивается, и ты не выиграл, а проиграл. Ужаснее всего для меня стало открытие, что я не умею проигрывать. Поражение не просто выбило меня из колеи, оно лишило меня всякой опоры в жизни. Хотелось куда-то убежать, забыть все и начать новую жизнь. Но воля к новой жизни была слишком слабой. Я все более считал себя неудачником с большим самомнением, ощущал свою никчемность. И чувствовал, что усталость в моей душе начинает сменяться опустошенностью и равнодушием. Когда же пытался сбросить равнодушие, приближалось отчаяние.
– Наверное, Надежда и отвлекла вас от этих черных мыслей? – Туманов хотел проверить гипотезу, что лучший способ победить собственные беды заключается в том, чтобы проявить участие к своему ближнему.
– Наденька не просто отвлекла меня от горьких внутренних монологов. Она изменила самый образ моего мышления. Я впервые столкнулся с человеком, трудная судьба которого сложилась в результате действий священника. Причем действий, «идейно обоснованных» Библией. Нелепость этой ситуации, боль и страдания живого и хорошего человека заставили меня искать точное определение произошедшему. И я нашел его. Оно оказалось той самой проблемой, о которой в Церкви говорят столько веков. Своеволие. Именно своеволие поначалу кажется самым естественным и правильным образом жизни человека. Но затем оно приводит в тупик, заставляя страдать и самого своевольника, и тех людей, на которых он способен влиять.
Петя слушал, все более отчетливо понимая то, что хотел сказать Алексей. Произвольно истолковывая библейские заповеди, небрежно и непродуманно делая на основе таких истолкований выводы, люди подменяют волю Божию своей собственной. И сколь разительно отличаются плоды выполнения воли Всевышнего, благой и совершенной, и воли грешного человека, эгоистичной и недалекой, на примере Нади было слишком хорошо видно.
«Это соблазн, и соблазн сильный, – думал Петя. – Прикрыться Библией или Преданием для подтверждения собственной исключительности. Что же, как не уверенность в своей исключительности, движет людьми, безапелляционно навязывающими другим свою волю? Любовь не ищет своего… А своеволие ищет и находит».
Туманов понимал, сколь о непростом вопросе они сейчас говорят. Важным условием человеческой жизни является, конечно, свобода. Невозможно жить, не принимая самостоятельных решений и не опираясь на собственные оценки. Однако свобода не существует вне истины. Христос так и сказал: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными…» Следовательно, не познавшие истины сами несвободны и других хотят превратить в таких же несвободных. Передача несвободы осуществляется посредством своеволия. Своеволие, в сущности, отталкивается от понятия свободы, но, не будучи просвещенным истиной, творит беззаконие и уничтожает свободу. Ту самую свободу, из которой вышло само. Причем своеволие всегда полагает себя благим, чем лжет пред Богом, и свою исключительную задачу видит в том, чтобы оставаться неизменным самому, но других изменять непрерывно. Эта застывшая неизменность духовной слепоты в сочетании с назойливой страстью всех переделать по своему разумению и превращает своеволие
– Сострадание к Наде, ставшей жертвой чужого своеволия, неожиданно дало мне возможность совершенно иначе посмотреть на мое несостоявшееся писательство, – продолжал Алексей. – Я вдруг осознал, что все годы напряженного труда я двигался все тем же своеволием. Что мои подробные предписания людям, как им жить, думать и чувствовать, не есть их просвещение с помощью слова Божьего, а есть лишь попытка мелочно регламентировать человеческую жизнь и существенно ограничить ее свободу. И я почувствовал радость, о возможности которой даже не подозревал. Радость по поводу того, что моя книга не была опубликована. Ведь благодаря этому она не ввела никого в заблуждение и не заставила впоследствии страдать. Эта радость прекратила мое скольжение по наклонной.
– И что же дальше? – спросил Петя, предчувствуя, что главное еще впереди.
– Прозрение освободило мое сознание от омраченности. Я стал воспринимать свою ситуацию как нормальную, а не трагическую. После некоторых раздумий решил искать место преподавателя вуза. Моих прежних знаний хватало, чтобы читать вводный курс лекций по какой-нибудь экономической дисциплине. Главное же было в другом. Я хотел вернуться к нормальной жизни и помогать молодежи сориентироваться в вопросах веры. Понятно, что уже совершенно иначе, чем мыслил делать это раньше. Без навязывания собственных мнений, а лишь скромным донесением Евангелия до их сердец.
Возможность такая скоро представилась. В местной газете я прочитал объявление о вакансии в педагогическом институте. Не задумываясь, позвонил по указанному телефону. Беседа с проректором по учебной работе прошла гладко. Все же я работал раньше в известной компании, да и университетское образование кое-чего стоило. Короче, приняли меня преподавателем обзорного курса «Основы экономических знаний». Пошел я в книжный магазин, купил несколько нужных книг и за неделю составил план лекций. В лекции включил несколько тем по этике хозяйственной деятельности, в которых намеревался поговорить о христианском понимании труда. Так началась моя преподавательская деятельность.
Студентки мои были самые обычные: кто-то аккуратно конспектировал все лекции, кто-то прогуливал большую часть занятий. Но вот пришел день, когда надо было рассказать о вере и о том, как вера влияет на хозяйственное поведение людей. Я волновался, выступать с такой темой приходилось впервые. С первых же слов о Боге в аудитории воцарилась тишина. Девушки, которые составляли значительное большинство на курсе, внимательно слушали. Им явно впервые приходилось сталкиваться с духовным взглядом на трудовую деятельность. Вопреки моим опасениям, студентки проявили в дальнейшем устойчивый интерес к этой теме. Некоторые из них подходили ко мне после занятий и задавали много вопросов. Было видно, что им открылся большой и светлый путь веры, и они жаждали знаний об этом пути. И стоило мне это понять, как я тут же почувствовал себя счастливым.
Алексей улыбнулся и предложил пойти в буфет выпить чаю, давая понять, что его рассказ окончен. Он вполне искренно описал свои чувства и поступки, но о некоторых переживаниях предпочел умолчать. Не стал говорить, что время от времени сомневается, что поступил правильно. Ему действительно иногда казалось, что его объемистый труд следовало бы переделать и что судьба улыбнулась бы ему, открыв путь к признанию. В такие минуты в его душе начиналось сильное борение противоречивых чувств.
Он то почти уступал настроению вернуться к прежней работе и даже садился за письменный стол и начинал просматривать папку с материалами, то, словно очнувшись, резко вставал и ругал себя за то, что снова поддался соблазну. Для восстановления душевного равновесия шел на кухню, где пил крепчайший кофе и произносил шутливые монологи перед кошкой Муркой: