Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
Около гостиницы «Минск» им зачем-то попытался загородить дорогу джигит в адидасовском костюме, но Илья и Гусар хором взглянули на него и даже, кажется, зарычали – и джигит куда-то делся. Скорость его исчезновения была фантастическая.
В подземном переходе женщина в красной шляпке вдруг бросилась к ним с криком:
– Мужчина, какая у вас порода?!
– Цыган я, – честно ответил Илья.
– Ой, да не вы! На черта мне вы? Собачка какой породы?
– Цыганский терьер, – подсказал подоспевший
– Не морочьте мне мозги! – сказала женщина. – Я же вижу, что это тибетский мастифф. Их в России вообще нет! Их и на Тибете почти нет, и даже в Англии!
Гусар неожиданно обрадовался, заплясал и лизнул даме руку.
– А откуда, по-вашему, берутся все цыганские терьеры? – сказал Николай Степанович. – Равно как и цыганские лошади!
Развить тему Гусар не позволил. Он устремился вперед, привязанный Илья за ним, и Николай Степанович, махнув даме ручкой, вынужден был так хорошо начавшийся разговор прервать.
Около здания «Известий» Гусар вдруг сел и стал прислушиваться, медленно вертя башкой.
– Думай про него, Илья, думай, – тихо сказал Николай Степанович.
Илья и без того думал. По лицу его, дымясь, катился пот. Через минуту Гусар встал и неторопливо пошел налево, в сторону Страстного. Они миновали кинотеатр «Россия», прошли вдоль казенного вида фасадов, обшарпанных и обновленных, пересекли Цветной и свернули в неприметную, полузабранную чугунной решеткой подворотню. В глубине двора стоял двухэтажный флигель с заколоченными окнами и дверьми. Гусар обвел их вокруг – и там, рядом с мусорными баками, обнаружился вход, охраняемый спящим часовым в кожаной косухе.
– Вот и хорошо, – сказал Николай Степанович, глядя в упор на часового. – Сейчас я его сон на всех остальных и распространю!
Он сделал несколько движений, будто ловил в воздухе воображаемых мух, а потом – выпустил их в сторону двери.
– Подождем минуты две.
Гусар сел на задницу и наклонил голову. Потом встал, заозирался. нагнулся к самой земле, что-то нюхая. Вид у него был слегка ошалелый.
– Что ты там нашел?
Но Гусар был занят своими мыслями и не ответил.
Николай Степанович снял с плеча сумку, достал два автомата.
Если обитатели подвала и спали, то сон у них был скверный. Снилось им, что ввалились в подвал непрошеные Николай Степанович и Гусар с Ильей и принялись все крушить и ломать, обижать спящих и низводить их, и надо было вставать и давать отпор, сокрушительный и беспощадный! Плох нож, топор и даже пистолет против двух автоматов, плюющих в упор, но – долг свят, и надо повиноваться ему до тех пор, пока в глазах есть хоть искорка света!
Было их там ребят десять, молодых, синюшных, уже давно не от мира сего, а от мира темного, изнаночного. Когда они встали, как бы притянутые к потолку
Пришлось просто стрелять в упор. Когда несколько пуль попадают даже в зомби, они останавливаются и падают. Здесь же были еще и не зомби, а так – заготовки.
– Не всех! – кричал Николай Степанович непонятно кому – очень может быть, что и себе. – Не всех!..
Гусар уже повалил кого-то и прижимал к полу всем весом. Поваленный визжал тонким голосом, пытался вывернуть псу лапу.
– Где этот гад?..
Но уже и так было ясно, где этот гад. Он так торопился уйти, что не задвинул за собой цементную плиту как следует.
– Вяжи, Илья!
Илья в один прием повязал пленника, приторочил к толстой трубе, идущей от пола до потолка. Гусар первым спрыгнул в дыру, Николай Степанович за ним, с мощным фонарем в руке.
Потом обвалился Илья. Он тяжело дышал, и несло от него страхом, что Гусар немедленно учуял и толкнул цыгана под коленки: пошел!
Здесь было сухо и пахло пылью. Коридор не походил ни на что коммунальное: здесь не тянулись трубы, не висели кабели. Стены были сложены из темного камня, поперечные балки потолка обросли густым белым налетом.
– Куда он пошел?
И Гусар устремился направо.
Коридор шел коленчато, все время делая необоснованные повороты. Потом его пересек другой, еще более темный. И Гусар вдруг остановился, как будто налетел на невидимую стену.
– Что стряслось?
– Постой, командир, – глухо сказал Илья. – Кажется, вижу!
– Что ты видишь?
– Ух! Так и не сказать даже! Не вижу, а все равно вижу: этот, пятнатый, тут сразу в три стороны пошел.
Гусар проворчал одобрительную фразу.
Николай Степанович постоял немного, смиряясь с неизбежным.
– Ясно, ребята. Все, не догнать нам его. Знаю я этот трюк. Простой и безотказный, как два пальца в глаза. Если, конечно, напрактиковался. Св-волочь! Пошли назад.
И они пошли назад, причем обратный путь показался им намного длиннее. Белый налет на балках начал словно бы таять, падая вниз тягучими омерзительными каплями, от которых пес умело уворачивался.
Сначала в дыру подсадили Гусара, потом по его поводку забрались сами.
В подвале воняло порохом и гнилью. Странно, что под ногами не хлюпало. На стенах висели пожелтевшие постеры неведомых западных певцов и певиц.
Среди постеров почему-то затесался портрет Эрнста-Теодора-Амадея Гофмана; в портрете торчало несколько оперенных стрелок.