Посмотри в глаза чудовищ
Шрифт:
– Женя!!!
Понял наконец. Оперся о затылок гиганта, подтянулся и встал коленями ему на плечи. Рука Коломийца впечаталась в поперечину – как раз между восковыми лапищами, маленькая, как ручка ребенка.
– Зачем вы это сделали, Николас? – сказал гигант голосом барона. – Теперь-то уж точно никто не сможет помешать ящерам возродиться…
– Их давно нет.
– Это вы знаете только с их же слов… Прощайте, глупец. До очень скорой встречи.
И он разжал пальцы.
Но, падая, гигант схватил Коломийца за ногу.
Миг длилось борение.
…Коломиец лежал на настиле, огромный и черный, как выброшенный из моря кит. Рядом сидел Тигран и плакал, сжимая в руке клок белой шерсти. Остолбеневший Василий смотрел на них через пропасть. Из глубины поднимался дым.
Там все было раскалено добела, но почти в самом центре обозначилось черное пятно. И оно заметно расширялось…
– Тигр, – сказал Николай Степанович, – сделай одолжение: принеси снизу мой рюкзак.
И Тигран побрел, не вытирая слез, исполнять поручение.
– Женя, как ты?
– О-ох… – Коломиец приподнялся на локте, подтянул ногу, посмотрел. Ботинок его был изодран, располосован, а вместо подошвы белел носок. – Ни хрена себе тварюшечка… где ты только таких находишь?
– Да вот… сами приходят…
Вернулся Тигран.
Николай Степанович достал последние три бутылки с тьмой, вывернул из гранаты взрыватель и прикрутил его сбоку. Посмотрел вниз. Картина солнечного затмения: черный круг с пылающим венцом. Разобьются и так, но на всякий случай… Он вынул чеку, отпустил скобу предохранителя – глухо бухнул капсюль, зашипела трубка – и разрешил бутылкам падать.
Раз… два… три…
Будто облако закрыло картину солнечного затмения, все кончилось, и можно прятать закопченные стекла… Потом холмик тьмы вырос над жерлом шахты, опустился, растекся – осталась матово-черная лужица.
– Все.
Брюс стоял. Левая рука его плетью свисала вдоль туловища. За спину, распорядился он. Поднял правую руку. Колька, помогай. «Бахарма тудакаваши арма…»
Маревом подернулась башня.
«…стха марва прахован…»
Земля задрожала. Потом мерцающий свет окутал все вокруг. Башня теперь казалась миражом, чем-то чужеродным, неправильным.
«…ицхи ицхи стхабрахабарн…»
Все померкло. Башня теперь будто висела в воздухе, размывалась с краев, таяла, таяла… Это было не настоящее исчезновение, но никто теперь не сумеет найти ее…
Зубчатые силуэты елей проступили там, где была башня. Брюс вздохнул и сел на землю. У него пошла кровь носом.
– Готово, Яков Вилимович…
– …обуза вам…
– Зачем ты так говоришь, неправда это.
– …помочь… нет, как… падаль…
Он опять упал и потерял
Коломиец не мог идти сам, нога стремительно опухала, чернела; его вели под руки Тигран и Василий. Вертолет возвращался. Сесть он все равно не мог, надо было куда-то выбираться из хворостяного леса. На крышу Коломийцу не забраться, кожа на руках полопалась, под ногтями кровь – и это уже не говоря о Брюсе…
– Да что мы мудрим, – сказал Василий, – вон же машина, поехали до берега…
Так они и сделали.
Вертолет прошел над ними низко и скрылся. Плиты дороги уложены были неровно, машину ритмично поколачивало – как на старых железных дорогах. Паровоз с медным орлом на груди, голубые вагоны, красный вокзал… запах угля и дегтя… узкий перрон, носильщики в зеленых тужурках… Царское Село…
Дорога. Река.
Вертолет ждал их. Илья сидел на ступеньке трапа. Увидев машину, встал, побежал навстречу. Потом оглядел всех, ничего не сказал и побрел обратно, сгорбившись…
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО
(Подмосковье, 1948, август)
Он спускался по лестнице в халате, зеленом с золотом. Пистолетик-пукалка плясал в руке.
– Кто здесь? Почему?.. – Голос сорвался.
Я встал.
– Жданов Андрей Александрович?
– Кто вы и что вам нужно?
– Вы арестованы.
Тысячу раз я видел эту сцену почти наяву, и вот сейчас, когда все свершалось, чувств я никаких не испытывал. Разве что гадливость.
– Предъявите ордер, – сказал он сипло.
– Ордер? Мне не нужен ордер. Неужели вы меня не узнаете?
– Без ордера… Горюнов!
– Можете не кричать, мы здесь одни. Охрана отдыхает. Да положите вы свой пистолет, он вам мешает думать.
Он удивленно посмотрел на дамский «вальтер» у себя в руке и сунул его в карман.
– Пойдемте в машину, – сказал я. – Руки примите за спину.
– Кто вы? – еще раз спросил он.
– Когда-то мое имя было известно каждому культурному русскому человеку, – со вздохом сказал я. – Правда, с тех пор произошло немало прискорбных событий.
– Какой-то эмигрант… – судорожно пробормотал он. – Что? Война? Десант? Москва захвачена?
– Все проще, – сказал я. – Создана Особая тройка: Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святый. Мне поручено препроводить вас…
– Ордер! Без ордера не имеете права… Я требую понятых! Я буду звонить товарищу Сталину!
– Что он тут вопит? – сказал, входя, Великий.
– Ордер требует, mon prince.
– Семен Павлович?! – изумился Жданов. – Что вы здесь?..
– Справляю обязанности, – сказал Великий. – Какая же экзекуция без медикуса?
– Экзекуция? К-казнь? – Жданов покачнулся и начал закатывать глазки.
– Стоять! – тихо сказал я, и Жданов замер.
– Смотри, Колька, если он мне машину обдрищет – сам убирать будешь, – сказал Великий.
– Не обдрищет, – уверил я его. – Вы же постараетесь удержаться, Андрей Александрович?