Пособие для начинающих шантажистов
Шрифт:
– Ну, вот и приехали, – за промерзшими скелетами деревьев неизменно ярко и бредово-празднично синела моя девятиэтажка, – Зайдешь? – не слишком-то настойчиво пригласила я.
– В другой раз. Сейчас тебе надо выспаться, – Шурик смотрел как-то сквозь меня, явно рассуждая о чем-то своем, программистском.
– Шур, – я улыбнулась, – Ты уж извини меня за всякие грубости…
– Да ничего, – Шурик вздохнул, – Все вы, бабы, такие. Это у вас, видимо, национальное.
Я молча съела это, явно услышанное вторым бывшим от какого-нибудь Жорика, высказывание.
–
– Ну что с тобой поделаешь… Правда, подвела ты меня серьезно. Мы с покупателем "Форда" должны были перед работой переоформлять.
Мой лирический настрой моментально улетучился.
– Ты продаешь "Форд"?!?!?!
– Уже, считай, продал. Сегодня, если б ты не пропала, всё бы уже оформили. Я даже задаток получил.
Я все еще не верила услышанному.
– Знал, что ты расстроишься, – Шурик рассеянно крутил в руках зажигалку, – Что поделаешь, пришло время покупать новую модель. Нельзя так долго ездить на одном и том же автомобиле. Коллеги, и уж тем более начальство, не поймут. Я тебе новую машину тоже буду иногда давать покататься…
Такого удара со стороны своего второго бывшего мужа я никак не ожидала. К старенькому, несколько раз покалеченному в мелких стычках с себе подобными, "Форду", неизменно спасаемому знакомыми ребятами из СТО, у меня выработалось совершенно особое отношение. Во-первых, это была первая машина, в которой я разъезжала самостоятельно, без чуткого надзора восседавших на пассажирском сидении инструкторов, мужей и просто друзей… Во-вторых, во времена покупки этой машины, Шурик, хотя уже и находился в статусе бывшего мужа, все же еще был сильно в меня влюблен. Посему моё мнение сыграло не последнюю роль в выборе именно этого "Форда"… В-третьих, я просто любила эту машину.
Я всегда испытываю затруднение, когда меня спрашивают, к примеру, кого я люблю больше, кошек или собак. По сути – ни тех, ни других. То есть, существуют безмерно любимые мною конкретные личности и среди кошек, и среди собак, и среди хомяков, и даже среди людей. Но люблю я их не за принадлежность к некоему классу – "ты кошка, значит, я тебя люблю", – а непосредственно за индивидуальность конкретной особи. Точно также я обожала "Форда", посему заявление о том, что следующую машину также будут иногда отдавать мне в эксплуатацию, утешением не служило.
– Я могу как-то повлиять на твое решение? – сдавленным голосом спросила я.
Когда бывало очень больно, я непроизвольно выдавала себя: голос становился чуть хриплым и тихим, лицо каменело, глаза превращались в пустые оптические приборы. Я ругала себя за неумение скрывать это состояние, но поделать ничего не могла.
– Кэт, брось! – Шурик дружески хлопнул меня по плечу, пытаясь поддержать, – Послушай, это всего лишь машина.
– За сколько ты продаешь "Форда"? Я найду деньги и дам больше!
– Не выдумывай, – Шурик начинал всерьез раздражаться, – не нужно так трагично все воспринимать и ставить меня в идиотское положение…
– Сколько? – одними
– Это не те деньги, которыми ты сможешь бросаться! Перестань!
На этот раз пришлось считать до пятнадцати.
– Хорошо, я понимаю, извини, – сообщила я, успокаиваясь.
– Договорились, – Шурик, терпеливо дождавшийся окончания моего внутреннего счета, казался мне теперь героем. И как он умудрился так долго со мной прожить?!
7. Глава седьмая, в которой попытки наладить личную жизнь доводят героиню до нервного расстройства, увы, совершенно не любовного характера.
Я, наконец, попрощалась, и, глотая снежинки и вдруг появившиеся слезы, пулей влетела в свой подъезд. Надо заметить, что плакала я, вообще-то, крайне редко. Причем всякий раз, когда это всё-таки происходило, найти какую-либо вразумительную причину подобному состоянию не получалось. Тесная клетка лифта, оббитая стандартным тускло-желтым пластиком, казалась сегодня особенно вонючей. Я размазала рукавом куртки косметику, впилась, не видя, ключом в замочную скважину, ввалилась в уже полтора года снимаемую однокомнатную хрущевку, и, сбрасывая с себя на ходу всё постороннее, кинулась в ванную. К счастью, этой зимой горячую воду почти не отключали.
"Ну не о "Форде" же я, в самом деле, так убиваюсь?" – я лежала в теплой воде, тупо таращилась на покрытый коричневыми разводами потолок и, даже не пытаясь прекратить реветь, копалась в собственном настроении, – "В конце концов, в других руках машинке, может, лучше будет. Нет. Не в Форде дело. Просто устала?"
Мозгу почему-то дико понравилась последняя фраза.
– Устала, устала, устала… Как же я устала от всего этого!!! – совершенно непроизвольно зашептали губы, повторяя, вычитанную у кого-то из великих фразу. Я даже удивилась трагичности собственного тона.
"Отчего же это, интересно?" – Самоирония, которую одна моя знакомая Ирина именовала, не иначе, как "СамоИриния", нагловатым тоном заявила о своем присутствии, – "Устать, ты, милая, могла только от безделья! Внештатный журналист развлекательного еженедельника – тоже мне, тяжелая работенка! Иди работай, как люди! С девяти до шести, с одним выходным в неделю, не имея ни малейшего права на собственное мнение на тему тобою производимого! Вот тогда повод уставать появится! Правда, времени на распускание соплей не останется…"
"Лучше уж на завод к станку пойти работать!" – жалобно заскулила я в ответ.
"Вариант, кстати, идеальный!" – согласилась Самоирония, – "Сразу всякие там мысли о вечности разбегутся. Только кто ж тебя, такую не приспособленную, на завод-то возьмет?!"
"И то правда", – согласилась я и снова заревела, на этот раз, оплакивая собственную никчемность.
Увы, неумение работать на заводе причиной моей истерики тоже быть не могло. Давно и достоверно я установила, что появление нормальной, по общечеловеческим меркам, работы только усугубляет депрессию.