Посох и Шляпа
Шрифт:
Кардинг кашлянул.
– Господин… – начал он.
– Выкладывай, приятель, – рявкнул на него лорд Витинари.
Сначала Кардинг испытывал робость, но тон патриция был чуть более безапелляционным, чем нужно. Костяшки пальцев волшебника побелели.
– Я волшебник восьмого уровня, – негромко произнес он. – И ты не смеешь обращаться ко мне таким тоном.
– Хорошо сказано, – похвалил его Койн.
– Бросьте его в подземелье, – приказал Кардинг.
– У нас нет подземелий, – напомнил ему Лузган. – Это же университет.
– Тогда отведите в винные
– Вы хоть понимаете, что творите? – справился патриций. – Я требую, чтобы мне объяснили, что означает…
– Ты ничего не можешь требовать, – возразил Кардинг. – А означает это, что с сегодняшнего дня городом будут править волшебники, как это было предопределено изначально. Так, уведите его…
– Вы? Править Анк-Морпорком? Волшебники, которые даже друг дружкой управлять не могут?
– Да!
Кардинг отдавал себе отчет в том, что это не самый остроумный ответ. Но куда больше его волновало то, что песик Вафлз, который был перенесен в зал вместе с хозяином, подковылял, с трудом передвигая ноги, к волшебнику и сейчас близоруко всматривался в его туфли.
– Тогда все поистине мудрые люди предпочтут отсидеться в безопасности в каком-нибудь славном глубоком подземелье, – сыронизировал патриций. – Так что прекращайте дурачиться и верните меня на место. Тогда вполне возможно, мы замнем эту тему. Или заминать потом придется вас.
Вафлз прекратил исследовать туфли Кардинга и затрусил к Койну, обронив по пути несколько клочков шерсти.
– Эта пантомима слегка затянулась, – заявил патриций. – И теперь я…
Вафлз зарычал. Это был глубокий, первобытный звук, который задел какую-то струну в расовой памяти всех присутствующих и вызвал у них неудержимое желание залезть на дерево. Он воскрешал в памяти длинные серые тени, охотящиеся на рассвете времен. Просто удивительно, как в таком маленьком животном может умещаться столько угрозы. И вся эта угроза была направлена на посох в руке Койна.
Патриций шагнул вперед, чтобы подхватить собаку, но Кардинг поднял ладонь и послал через весь зал опаляющую струю оранжево-голубого пламени.
Патриций исчез. На том месте, где он стоял, замерла маленькая желтая ящерица. Она моргала глазами и озирала всех свирепым взглядом, выражающим характерную для всех рептилий глупую злобу.
Кардинг изумленно уставился на свои пальцы, как будто видел их впервые в жизни.
– Прекрасно, – хрипло прошептал он. Волшебники посмотрели на тяжело дышащую ящерицу и перевели взгляд на город, сверкающий в свете раннего утра. Там, снаружи, оставались муниципальный совет, городская стража, Гильдия Воров, Гильдия Торговцев, жрецы… и никто из них даже не подозревал, какая беда вот-вот обрушится на их головы.
«Началось», – сказала шляпа из своей коробки, которая стояла на палубе.
– Что началось? – переспросил Ринсвинд.
«Правление чудовства». На лице Ринсвинда отразилось недоумение.
– Это хорошо?
«Ты когда-нибудь понимаешь, что тебе говорят?»
Ринсвинд
– Нет, – ответил он. – Не всегда. Особенно в последнее время. Не часто.
– А ты уверен, что ты действительно волшебник? – осведомилась Канина.
– Это единственное, в чем я когда-либо был уверен, – убежденно произнес он.
– Странно.
Ринсвинд сидел на Сундуке на освещенном солнцем баке «Океанского танцора», и корабль, мирно покачиваясь, пересекал зеленые воды Круглого моря. Снующие вокруг моряки занимались – Ринсвинд в этом ничуть не сомневался, – важными для мореходства вещами, и он надеялся, что они делают все правильно, потому что после высоты он больше всего на свете ненавидел глубину.
– Ты выглядишь обеспокоенным, – заметила Канина, которая подстригала ему волосы.
Ринсвинд втянул голову в плечи, пытаясь сделать ее как можно меньше, чтобы уберечь от мелькающих ножниц.
– Это потому, что я обеспокоен.
– А что такое Абокралилсис?
Ринсвинд поколебался.
– Ну, – ответил он, – это конец света. Что-то вроде.
– Что-то вроде? Что-то вроде конца света? Ты хочешь сказать, что мы даже ничего не поймем? Оглянемся и спросим друг у друга:
«Простите, вы ничего не слышали?»
– Просто провидцы так и не смогли прийти к единому мнению. Существует множество самых разнообразных неопределенных предсказаний. Некоторые из них довольно безумные. Так что это назвали Абокралипсис. – У Ринсвинда был весьма смущенный вид. – Что-то вроде апокрифического Апокалипсиса, который крадет у людей жизни. Понимаешь, такой каламбур.
– Не очень удачный.
– Да. Не совсем [11] .
Ножницы Канины деловито щелкали.
– Должна сказать, что капитан, похоже, был крайне рад заполучить нас в качестве пассажиров, – заметила она.
– Это потому, что, согласно поверьям, волшебник приносит кораблю счастье, – отозвался Ринсвинд. – Разумеется, это не так.
– А многие верят, – возразила Канина. – О, для других это к счастью, но не для меня. Я плавать не умею.
– Что, вообще нисколечко не проплывешь?
11
Вкусы волшебников в отношении каламбуров не слишком отличаются от их вкусов в отношении блестящих предметов.
Ринсвинд помешкал с ответом, осторожно теребя звезду на своей шляпе.
– Как ты думаешь, какая здесь глубина? Примерно?
– По-моему, около дюжины фатомов.
– Тогда, наверное, проплыву около дюжины фатомов.
– Прекрати так дрожать, я чуть не отстригла тебе ухо, – резко бросила Канина и, свирепо взглянув на проходящего матроса, взмахнула ножницами. – В чем дело? Никогда не видел, как человеку стрижку делают?
Кто-то наверху, на мачте, отпустил шуточку, которая вызвала взрыв грубого хохота на брам-стеньге – впрочем, может быть, это был нок рея.