Посох и Шляпа

Пратчетт Терри Дэвид Джон

– Но в данных обстоятельствах лучше об этом не думать, – заключил джинн.

– Это все равно что не думать о розовых носорогах, – вставил Найджел и, когда все уставились на него, сконфуженно хохотнул. – У нас была такая игра, – пояснил он. – Нужно было всячески избегать думать о розовых носорогах. – Он кашлянул. – Не сказал бы, что это такая уж хорошая игра.

Он сощурился и снова заглянул в носик лампы.

– Ага, – согласилась Канина. – Дурная игра.

– Э-э, – встрял джинн. – Кофе кто-нибудь хочет? Музыку? Может, по-быстрому перекинемся в «Поход героя» [23] ?

23

Игра,

весьма популярная среди богов, полубогов, демонов и прочих сверхъестественных существ, которых не пугают вопросы типа «Какого черта все это затеяно?» и «Когда же это наконец кончится?»

– А выпить есть? – спросил Креозот.

– Белое вино?

– Дрянное пойло.

Джинн, похоже, был шокирован.

– Красное вино вредно для… – начал он.

– Но на безрыбье и рак рыба, – торопливо перебил его Креозот. – Что угодно, только не суй в бокал всяких зонтиков. – Тут до серифа дошло, что с джиннами так не разговаривают. Он взял себя в руки. – Никаких зонтиков, заклинаю тебя Пятью Лунами Назрима. Также обойдемся без кусочков фруктов, оливок, изогнутых соломинок и декоративных обезьянок. Приказываю тебе это Семнадцатью Метеоритами Сарудина…

– Я не любитель зонтиков, – мрачно перебил его джинн.

– Здесь довольно пусто, – заметила Канина. – Почему бы тебе не поставить сюда какую-нибудь мебель?

– А я вот не понимаю, – сказал Найджел. – Если мы все находимся в лампе, которую я держу, а я сам, пребывая в лампе, держу лампу поменьше, а уже в той лампе… Джинн изо всех сил замахал руками.

– Не продолжай! – взмолился он. – Пожалуйста!

Честный лоб Найджела избороздили морщины.

– Да, но меня что, так много или как?

– Все циклично, но прекрати привлекать к этому внимание… О черт.

Они услышали едва уловимый, неприятный звук, который издала спохватившаяся реальность.

В башне царила темнота. Это был плотный столб древней темноты, которая пребывала здесь с начала времен и которую возмущало вторжение дневного света, нахально протискивающегося в башню мимо Ринсвинда.

Волшебник почувствовал движение воздуха, дверь у него за спиной закрылась, и темнота хлынула обратно, так аккуратно заполняя световую прореху, что вы бы даже шва не заметили.

Пространство внутри башни пахло древностью с легким намеком на вороний помет.

Для того чтобы стоять в этой темноте, требовалась большая смелость. У Ринсвинда столько смелости никогда не было, но он все равно стоял. Что-то начало обнюхивать его ноги, и Ринсвинд словно окаменел. Единственной причиной, по которой он не двигался, был страх наступить на что-то весьма ужасное.

Затем его руки мягко коснулась ладонь, похожая на старую кожаную перчатку, и чей-то голос произнес:

– У-ук.

Ринсвинд поднял глаза.

Темнота всего лишь на миг уступила место вспышке яркого света. И Ринсвинд увидел, что…

Вся башня была заполнена книгами. Они плотными рядами стояли на каждой

ступеньке спиральной лестницы, вьющейся вдоль стен. Они стопками лежали на полу – скорее даже были свалены в кучи. Они расположились – вернее, расселись – на осыпающихся карнизах.

И украдкой наблюдали за Ринсвиндом. Впрочем, обычные шесть чувств были тут ни при чем. Книгам прекрасно удается передавать мысли – не обязательно собственные, – и Ринсвинд осознал, что они пытаются что-то ему сказать.

Темноту прорезала еще одна вспышка. Ринсвинд догадался, что это магия из башни чудесника озарила Башню Искусства своим отблеском. Свет проник через далекое отверстие, ведущее на крышу. По крайней мере, вспышка позволила ему опознать Вафлза, который, сопя, обнюхивал его правую ногу. Это слегка успокоило Ринсвинда. Теперь бы еще определить источник тихого поскребывания, монотонно раздающегося возле его левого уха…

Новый всполох услужливо разогнал темноту, и Ринсвинд обнаружил, что смотрит прямо в маленькие желтые глазки патриция, терпеливо царапающего когтями стенки стеклянной банки. Это было слабое, бессмысленное движение, как будто маленькая ящерица не особенно-то и пытается выйти наружу, а просто рассеянно проверяет, сколько ей понадобится времени, чтобы протереть стекло насквозь.

Ринсвинд опустил глаза на грушевидную фигуру библиотекаря.

– Их здесь тысячи, – прошептал он. Его голос был тут же втянут и поглощен плотно сомкнутым строем книг. – Как ты умудрился перетащить их сюда?

– У-ук у-ук.

– Они что?

– У-ук, – повторил библиотекарь, делая энергичные движения лысыми локтями.

– Прилетели?

– У-ук.

– А они это умеют?

– У-ук, – кивнул библиотекарь.

– Должно быть, это было впечатляющее зрелище. Хотелось бы поглядеть на такое.

– У-ук.

Не всем книгам удалось добраться до цели. Большинство важных гримуаров смогли выбраться из огня, но семитомный травник оставил в нем алфавитный указатель, а многие трилогии оплакивали гибель своего третьего тома. Добрая половина книг носила на переплетах следы ожогов; некоторые вообще потеряли обложки, и сшивающие их нитки неприятно волочились по полу.

В темноте вспыхнула спичка, и вдоль стен беспокойно зашелестели страницы. Но это был всего лишь библиотекарь, который зажег свечу и теперь ковылял к одной из стен, отбрасывая грозную тень ростом с высоченную башню. У стены был установлен грубый стол, и на нем виднелись какие-то таинственные инструменты, банки с редкими клеящими составами и переплетные тиски, в которых уже был зажат раненый фолиант. По его переплету медленно ползло несколько слабых язычков магического огня.

Орангутан сунул подсвечник в руку Ринсвинда, взял скальпель, щипцы и склонился над трепещущей книгой. Ринсвинд побледнел.

– Гм… – выдавил он. – Э-э, ты не будешь против, если я пойду? При виде клея я теряю сознание.

Библиотекарь покачал головой, озабоченно ткнул большим пальцем в сторону подноса с инструментами и приказал:

– У-ук.

Ринсвинд с несчастным видом кивнул и покорно подал ему ножницы с длинными концами. Пара поврежденных страниц, вырезанных из книги, упала на пол. Ринсвинд содрогнулся.