Посох Времени
Шрифт:
Меж тем стали уж и впрямую спрашивать, что, мол, за гости и на что им такая охрана? Более выжидать не следовало. Пришла пора положить этому конец. Не хватало ещё в общине склок пустых, их тут отродясь не было.
Верховный Жрец встал с пасады и собрание притихло:
— Наговорились? — строго спросил он. — Что? Не все ешшо? Так или иначе, а теперь молчите да внимайте. Не найдёт тот благости Роду, кто вместо трудов для рук своих, языку лишь занятия ищет. Беда идёт, тут воеводить надобно, а вы всё шкурничаете, мыслите, как бы это отвильнуть.
Верно
— Так ведь, — захлопал веждами, обличённый переселенец…
— И не выворачивай словеса по-лисьему, — продолжил Жрец. — Утверждай слово своё, говори «так ведь», ибо расичи они и есть. А коли просят расичи помощи и защиты, что нам Кон Родовой велит? Принять и защитить…
— Но мы же знать не знаем, ведать не ведаем, что они натворили ТАКОГО, что Горыни на них теперь охотятся? Мы-то тут причём?
— Мы? — вознегодовал Светокол. — Да ты же, Бакуня, сам только три лета, как в селе обосновался. Мы ведь не спрашивали тебя, с чего это дорослый муж с домочадцами по миру болтается. Откуда сбежал, почему? А надо было бы прилюдно порасспросить, не довелось бы нынче дрязговать. Ни в один клан ты не вошёл, нигде себя не показал, так …живёшь себе возле оратых, они тебя уж и старшим выставили, видать за язык длинный, боле ничего у тебя видного нет. Что краснеешь? Горчит правда? А ты живи по Совести, и она тебе слаще мёда станет.
Бакуня подпрыгнул было, но смолчал. Только зыркал по сторонам, набычившись.
— Я тож расич, — как-то неуверенно тявкнул он, — и раз выставили орачи меня старшим на совет, знать, и меня слушать должны, как и всех. Имею спросить – спрашиваю, а нет, буду молчать.
— Добро, — не стал спорить Ас, — имеешь, так спрашивай.
— Говоришь, — судорожно начал Бакуня выстраивать в голове совершенно неготовый вопрос, — э-э, что это Посох молодого чародея Пояса охраняют. А не умыкнул ли он тот Посох? …Погодите шуметь. Я же разобраться хочу. Ежели эта вещь Горынь, то надобно просто отдать её, они и пойдут себе обратно в норы…
Заёрзал Бакуня, забегал. Уж больно не хотелось ему, как избранному на собрание кланом орачей посланнику выглядеть нелепо.
— А буде смеяться, смешного тут ничего нет, — продолжал он, — шныряя перед понурыми витязями, охраняющих гостей. — Сами же говорите, — вышагивая и перед опустившим взор Светозаром, рассуждал он вслух, — надобно говорить правду.
И вдруг, став напротив чародея, мол, я и тебя не боюсь, я же посланец, вы меня все должны слушать, Бакуня со словами «а может он златой, Наги до злата охочи…» выбросил вперёд руку и схватился за Посох…
Клубок шестой
Светозар дёрнулся, но Урока своего не выпустил из рук. Запоздало двинулись на Бакуню и охраняющие
Хотел было Бакуня отшутиться, да вдруг понял, что сотворил что-то неразумное, роковое. Опустил он руки к поясу, а что-то персты щекочет. Собрание дружно вздохнуло. Как так? Жиденькая бородёнка переселенца, что всегда едва дорастала до груди, сама по себе поползла вниз, попутно теряя многие и без того не густые волоски, которые то и дело сыпались долу.
Бакуня обернулся, а общинники от вида его все назад отпрянули.
— Что вы? — стал вопрошать он, и не узнал своего голоса. Хотел сглотнуть, шевельнул языком, а на него свалился зуб. Сам по себе, без боли, без какой-либо причины! А вот и второй. Он глянул на руки свои, а они рябыми стали, будто у старика замшелого. А борода уж ниже пояса. — Я же, — блеял Бакуня, — я …., да не взял бы я посоха этого, шутя ведь…
Вдруг задрожали колени его, а силы будто и вовсе меж половицами утекли. Ведь только что выхаживал, да словесами сорил пред общинниками, крепкий, хорошо сложенный. А сейчас? Упал на пол и Дух испустил. Весь его век оставшийся пролетел перед очами прихожан-общинников от зрелости до глубокой старости, словно ворон над Долиной Мёртвых.
— Вот такой Посох, — глядя на бездыханное, сухое тело старца, глухо произнёс Дїй. — Такой Посох и Урок такой несёт сей молодой кудесник. Часть Древа Времени в руках его, и ежели она к чужакам попадёт, несдобровать потомкам нашим, поелику задумали Горынычи, с Тёмными Силами сговорившись, извести РАСА, оставив токмо самых слабых из нас, малодушных, дабы служили молча им, да Мидгард цветущий для потребы чужаков разоряли. Это ежели вкратце речь о недоле нашей вести.
А коли уж по делу, так, чтобы не собачились, как …этот, скажу одно. Каждый волен, но все мы вместе для блага Родов одно – расичи. Моё слово твердо, Станицу[178] нашу и Посоха Нагам не отдадим, будем стоять до конца…
Поднялось село. Вкруг Капища в готовности ходили Свентовитовы витязи. У тына островерхого снег вытоптан, а где и того больше, отброшен подале, чтобы в случае чего, гасить им горящие смоляные горшки. Разбойные Жёлтые люди часто таким прикормом приваживали к домам расичей бродячих, голодных Жыжек[179].
Дїй с такой тревоги и спал в доспехах, всё боялся, что вот-вот налетят Наги да Горыни, а он на лавке лежит, нежится. Эдак и другие ждали ухо востро: первую ночь, вторую, третью…
Вот вступило в свои права и утро семнадцатого дня месяца березня, лета 6499 от Сотворения Мира в Звёздном Храме. Поднимался Ярило, да так сыпал огненными стрелами по слежавшимся снегам, что у дозорных общинников, кои стояли на древних каменных столбах вдоль реки, слезились глаза. Неспроста о таком времени говорили: «нос горит, да спина мёрзнет».