Посол без верительных грамот
Шрифт:
Дом был как дом — трехэтажное здание в саду. Генрих включил экран карманного телеискателя. На экране появился фасад, украшенный колоннами, балкон, опоясывавший весь второй этаж, башенка, ощетинившаяся антеннами. «Особняк», — сказал себе Генрих. Он называл этим старинным словом все здания особой архитектуры. На современные дома строение в саду ни с какой стороны не походило, если не принимать во внимание частокола антенн на башенке. К тому же оно и стояло особняком.
Кто-то тронул Генриха за плечо. Генрих обернулся. Над ним возвышался насупленный верзила.
— Что вы здесь делаете? —
Генрих знал, что особняк в саду — вероятно, единственное здание в Столице — охраняется специальными людьми, для которых недавно ввели в употребление позабытое было древнее словечко «сторож». Генрих, однако, сделал вид, что не догадывается, кто этот незнакомец.
— Не понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете! — Как ему казалось, он отлично разыграл удивление.
Провести сторожа не удалось.
— Отлично понимаете, друг Генрих! На этот раз Генрих удивился искренне:
— Вы знаете меня?
— Разве я похож на дикаря? — отпарировал сторож. — По-вашему, на Земле имеются люди, которые не посещают Музей космоса и не смотрят стереопередачи? Вам с братом в последние два года не приходится жаловаться на недостаток внимания к себе.
Генрих сдался.
— Я, конечно, знаю, что Институт специальных проблем получил свою, тоже специальную, охрану. Но я думал, что рассматривать особняк издали можно, друг… друг…
— Дженнисон. Джеймс Василий Дженнисон, если не возражаете. Рассматривать, разумеется, не возбраняется, но не при помощи ближнего телеискателя марки ТИБ-812, модель 13, специальный выпуск для работников Следственного отдела Управления космоса. Лишь в том единственном случае, если вы позаботились получить разрешение на пользование телеискателем этой модели и выпуска и там нет оговорок по пунктам 14 и 15, касающихся как раз нашего института…
Генрих рассмеялся и спрятал телеискатель в карман. Сторож Джеймс Василий Дженнисон оказался орешком не по зубам.
— Телеискатель мне дал во временное пользование следователь вами названного отдела в Управлении космоса. Я еще не работал с такими приборами, и мне было интересно…
— Фамилия вашего друга, если не секрет?
— Почему же секрет? Прохоров. Александр Платон Прохоров. Одолжив мне прибор, разрешением он меня не снабдил.
— И не снабдит, — важно подтвердил Дженнисон. — Сомневаюсь, чтоб у него самого было разрешение. Я говорю лишь о пунктах 14 и 15, остальные меня не касаются. Эти два пункта подписывает один президент Всемирной академии наук Боячек.
— Я в хороших отношениях с Боячеком, — заявил Генрих.
Дженнисон величественным жестом остановил его:
— Попробуйте. Но сомневаюсь. Президент, сколько знаю, не раб своих дружеских чувств. Он сказал директору нашего института Павлу Эдгару Домье, что станет мощной преградой на пути всех любопытных и даже сам не будет нас излишне беспокоить. Только в том случае, если вы понадобитесь нам для работы…
Сторож, несомненно, отлично ориентировался во всех проблемах Института специальных проблем. Разговор надо было прекращать. Генрих сделал последнюю попытку чего-то добиться.
— Не буду скрывать, друг Дженнисон, пока никто в вашем институте мной
Генрих вытащил из кармана блокнот, чтобы шепнуть на листок несколько слов. Дженнисон протянул руку:
— Только для вас, друг Генрих. Такому знаменитому ученому совестно отказывать. Можете быть покойны. Через десять минут ваша словечня — он со вкусом употребил жаргонное название для записанной на пленке речи — ляжет на стол Домье, а через час ее услышит ваш Друг.
— Я бы хотел, чтобы адресат получил мою запись без посредничества директора института.
— Отпадает, — с сожалением сказал Дженнисон. — Разве вы не знаете, что наши сотрудники находятся на казарменном положении? Я не имею с ними прямого контакта. Я вижу только директора и его заместителей.
— На казарменном положении? — переспросил Генрих. — Что означает это странное выражение?
В первый раз Дженнисон был в затруднении.
— Нам объясняли… Столь диковинных старинных словечек всех не запомнить! Если разрешите, я посмотрю в своем служебном словарчике. — Он вытащил пластинку с клавиатурой и набрал какое-то слово. — Казарма, казарма, — повторил он, приставив к уху пластинку, нашептывающую объяснение. — Итак, казарма — это казенное здание, общежитие для сотрудников — служащих и рабочих, живущих в условиях особого режима, обязательного для каждого жильца. Какое удивительное название — казенное название! Вам что-либо понятно, друг Генрих?
— Всё и вполне, — объявил Генрих и удалился.
2
— Вы уверены, что он в том особняке в саду? — с сомнением спросил Генрих. — Отсутствие его мозгового излучения еще ничего не доказывает. Джок Вагнер может в эту минуту спокойно лететь на Нептун, где энцефалопаспорта принципиально не фиксируются и каждый работник планеты может назвать любую фамилию вместо родной и объявить любую легенду вместо реальной биографии. Я уж не говорю о том, что он просто умер.
Александр Прохоров, молодой, энергичный следователь Управления космоса, последовательно опроверг все предположения Генриха. Бегство на Нептун, конечно, самая простая версия, и она была проверена первой. Звездолет на Нептун отправился восемь дней назад, на нем было сто семнадцать мужчин и шестьдесят девять женщин, пожелавших остаться неизвестными. Но Джока Вагнера среди них не было. Дело в том, что его мозговые излучения прекратились за сутки до отлета корабля на Нептун.
Он мог оказаться на звездолете в качестве мертвого груза, то есть трупа. Подозрительных грузов корабль не принимал.
— Вы не допускаете мысли, что Джок мог быть доставлен на звездолет без сознания? Усыплен или оглушен… Или в анабиозе…
— Невероятно. Пока человек жив, мозг хоть и слабо, но работает. Мощные анализаторы астропорта уловили бы жизнедеятельность мозга в любом грузе, опускаемом в трюмы. Без такого контроля грузы не принимаются. И не для предотвращения преступлений, а по гораздо более элементарной причине: чтобы на другие планеты тайно не вывезли животных, на экспорт которых нет лицензии.