Посолонь
Шрифт:
Реки шумели, как гусли, со звоном половодья звонко по литым серебряным струнам била волна, бежала говорливая, несла счастье.
Ключом закипала жизнь в обогретом, ожившем сердце — и уж плещет она, горячая, льется, кипит ключом и там в небе, и там в земле, и там в воде, и там в огне. И как просторна, как необъятна — и далеко покажется и широко поглянется! — как необъятна, необозрима весенняя молодая земля с солнцем и месяцем, с зорями и звездами!
Всем своя воля — до-вольная, разволица, разволье и раздолье.
Чуть заря занялась и по заре запела сизая птичка, а Алалей и Лейла уж на воле — в пути.
— Лейла, а куда улетели, как два голубых голубка, твои глаза-голубки, Лейла?
— Ты
— Где они, Лейла?
— Лужанки! Лужанки проснулись! Как они рады… Алалей, какие золотые кудряшки!
На лугу в полой воде купались Лужанки [263] . И подымали брызги, — летели, рассыпались брызги дробнее маку. Так весело, так рады были заре Лужанки. И кудрились их золотые кудряшки.
263
Лужанки — см.: В. Н. Бондаренко. Очерки Кирсановского уезда. (АМР)
— А мне, Алалей, можно… Я им скажу: вы мои братцы — Лужанки, я ваша сестрица Аленушка. Они меня пустят? Я сестрица Аленушка! И ты тоже скажешь…
— Лейла, солнце встает.
И загорелось, встало солнце, и под солнцем загорелась земля, и в первых лучах скрылись Лужанки.
— Где мои Лужанки?
— Улетели в лучах…
— А на лугу?..
— На лугу их ночь, — на лугу они спят. На лугу их утро, — на лугу они умываются, чтобы к солнцу лететь.
— Какие золотые кудряшки! Алалей… я — не Лужанка?
— Ты… ты сестрица моя Аленушка — Лейла!
Лейла под солнцем вся золотая. Как два голубых голубка, ее глаза-голубки улетели с лучами, за первыми лучами, — за золотыми Лужанками, к солнцу.
Реки шумели, как гусли, со звоном половодья звонко по литым серебряным струнам била волна, бежала говорливая, несла счастье.
Крес
Эна какая — разливная весна! Повытаял снег с полей, повынесло лед с реки, разошлась вода со льдом, разлились реки с гор, протекли мелкие речки — бьют ключи, и, круглые, полные с берегом, катят озера.
А по россыпи волн на воле Водыльник [264] . И лишь одна его голова — куча сенная, торчит над водою: ничем не заманишь чумазого в темень на остудное [265] дно, довольно зимой наклевался ершей, и плывет, охмелел.
Суховерхое дерево греется. Веселеет еловая роща.
Оживают дыбучие мхи.
Вот облако к облаку, — пушистые облачки сходятся.
Пугливо за облако теряется солнце.
И уж движется туча хмуро и грузно: заждалась свистучая, шатает подоблачье.
264
Водыльник — водяник. (АМР)
265
Остудное — постылое. (АМР)
Горностай тягу дал под малиновый прутик.
Черкнула ласточка.
Да как заторандит да как загрохочет — с грохотом — громом катит гремящий Громовник: с уклада складено сердце, с железа скованы груди. Тороком-вихрем [266] режет Громовник небесные снеги.
Подымает тугой лук. Нацелил. Спускает стрелу — крес — —! [267]
И всполохнулся от искры небесный свод, весело, весело горит. И земля под топот толкучего грома, просверленная меткой стрелой, горит.
266
Торок —
267
Крес — искра, огонь, вызванный ударом из камня, небесный свет. (АМР)
Пробудились, встают клевучие змеи, встает все зверье и все птицы и приветливые и догадливые, хищные, жалобные, горе-горькие, скоролетные, златокрылые, говорящие, косатые — сокол, орел, соловей, и гусь заблудущий, и сорока поскокунья, и ворона полетучая, и загнанный заяц.
И до самого вечера, пока туча держалась и вовсю громыхал бесстрашный Громовник, звон-унылая песня зверья разливалась с края по край — с берегов небывалых до берегов, где бездорожье живет.
И до капельки вылилась туча, высеяв землю.
Любуясь, по синим дорогам уплыло солнце, а за солнцем теплая ночь поднялась над теплой землей.
На прибойном сыром берегу вещая Мокуша [268] , охраняя молнийный огонь, щелкала всю ночь веретеном, пряла горящую нить из священных огней. Кузнецы стояли в кузницах, разжигали булат-железо, ковали железные обручи на любое сердце. И водные Бродницы [269] , плавая тихо, волновали синие воды и, чаруя глубокие недра, призывали навов из темных могил.
268
Мокуша — древнеславянская Мокошь, хранительница молнийного небесного огня. (АМР)
269
Бродницы — сторожили броды. (АМР)
— Проснитесь и пойте! Проснитесь! Наступило всему воскресенье! Начинайте весеннюю пляску!
В земле копошилось, раскатывались камни, рассыпались пески, расступалась земля.
А там — ненаглядные звезды. И до зари, как всходить ей на небо, звезды, играя, свивали тоску, ненаглядные.
Нежит [270]
Вот пришел ярец-май [271] с ясными днями, поднял и слил яроводье [272] . Лили дожди и пролились. Канули сиверы — ветры.
270
Нежит — см.: Ф. И. Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Спб., 1861. (АМР)
271
Ярец — название мая. (АМР)
272
Яроводье — сильный разлив весенних вод. (АМР)
С теплым ветром из-за теплого моря комары прилетели.
И текут безуемно гульливые реки.
Гуляй, поколь воля!
Выгнана вербою в поле скотина. Засеяна черная пашня. В поле и в лесе ночью и днем заливаются — свищут певчие птицы: перелетные, не обошли они, не забыли наши края.
Русь — сторона родимая. Жить — она веселая.
Падают белой зарею большие Егорьевы росы.
Рано солнце играет.
Соловьиные дни.
Гуляй, поколь воля!