Посольство
Шрифт:
– Это ты хвастаешься или жалуешься?
Он улыбнулся, но улыбка быстро исчезла.
– Однажды, – сказал Нед, – когда я смогу рассчитывать на полную пенсию... – Мысль так и осталась незаконченной.
– Но до тех пор, где бы ни были девочки, у тебя нет времени для них, – бросила Лаверн. – Послушай, Нед, мне надо поговорить с тобой о себе, а не о тебе.
– Давай.
– Я хочу улететь домой и...
– Это и есть дом, – отрезал он.
– Я имею в виду Калифорнию. Мне хотелось бы побыть с ними месяц-другой.
– За колючей
– Необязательно останавливаться в Кэмп-Либерти. Мы можем поехать к одному из моих братьев. Фил нас давно уже приглашает. Да и Пит – тоже.
– А долго тебя здесь не будет?
– До начала занятий в школе. Мы вернулись бы ко Дню труда [77] .
– Ты давно об этом думаешь, Лаверн?
– В общем-то недавно. Но, честно говоря, это беспокоит меня с тех пор, как мы приехали в Лондон. Как только ты...
Казалось, оба ждали, чем закончится эта мысль, но она не стала продолжать.
77
День труда – праздник в США, отмечается в первый понедельник сентября.
– Как только я – что? Ты говоришь, что я изменился и ты чувствуешь, будто я оставил тебя. Дело в этом?
– Память не подвела тебя, Нед.
– Ты названиваешь девочкам. – Он кивнул в ответ на свои мысли. – Я понял. И ты считаешь, что твоя главная обязанность – быть с ними, так как я отрезаю тебя от всего остального. Понял. Только одно. Откуда я знаю, что ты привезешь их назад?
– Но ведь я так говорю.
Они посмотрели друг на друга – глядя в глаза, его темно-синие в ее светлые.
– О'кей, Берн, это подходит. – Он кивнул головой, допив кофе. – Что тебя подтолкнуло к этому решению?
– Ха. Это отдельная история. Мне помогли.
– Ого. Профессионал?
– Подруга.
– Бетси Босс?
– Она мне не подруга. – Лаверн с сожалением посмотрела на него. – Что ты знаешь о друзьях, Нед? У тебя нет ни одного друга, если не считать твоего ливанского лакея.
– Я думал, мы говорим о тебе, а не обо мне.
– Да. Я сходила с ума, просто сбрендила. Я знаю, есть в Лондоне консультанты по проблемам брака. Терапевты. Но кого я могла попросить помочь мне?
– И кого ты попросила?
– Джейн Вейл. – Лаверн улыбнулась с оттенком гордости. – И знаешь, очень странно. Когда я поговорила с ней, по-настоящему поговорила, мне уже не понадобился профессионал. Оказывается, все, что мне требовалось, это поплакаться другу.
Тостер щелкнул и выбросил два недожаренных куска хлеба. Лаверн молча намазала их маслом.
Нед долго стоял не двигаясь и раздумывая, сесть ли и выслушать Лаверн или проявить равнодушие и узнать все позже от Джейн.
– Это она посоветовала тебе отправиться в Калифорнию?
– Совсем нет. Она сказала мне только, не делать ничего навсегда. То есть считать временным то, что я делаю, – таким, что
– Отлично. Вы треплетесь о нашем браке. Прекрасная сцена, Берн. Ты уверена, что она об этом не расскажет в посольстве?
– Джейн не такая. Ты же знаешь ее, Нед. Как ты можешь подумать, что она сделает что-то такое?
– А случайно?
Лаверн пожала плечами.
– Думаю, что великий разведчик-водопроводчик полковник Френч справится с такой простой штукой, как утечка из дома.
Нед будто прирос к полу, так хотелось ему узнать подробности разговора, но он боялся проявить любопытство. Хотя времени не оставалось, все же надо было отправиться в Уинфилд-Хауз, чтобы встретиться с Шамуном и миссис Фулмер и обсудить с ними последние детали.
– Когда ты собираешься уезжать?
– Наверно, в понедельник или во вторник.
– Так скоро?
– Нед. – Она подняла на него глаза и нежно заговорила с ним. – Не пойми это превратно, но я улетела бы сегодня утром, если бы не этот проклятый прием. В любом случае я соберусь.
– А я останусь на обломках.
– Если у тебя будут трудности, поговори с Джейн. У нее есть список специалистов для таких случаев.
– Так ты советуешь поговорить с Джейн?
Приятное здание в стиле «арт деко», называемое домом номер 12, выглядело непривычно спокойным для тех соседей в Белгравии, которые время от времени наблюдали за ним. Частые посещения молодых парней прекратились. Человек, доставлявший газеты, сказал, что ни швейцара, ни лифтера уже нет: их сменил молодой и суровый парень, который не впускал ни почтальона, ни разносчика газет. Мусорщик обнаружил, что черный вход заперт. Чтобы выйти или войти, оставался только один путь, но охранник не располагал к передвижениям.
Хотя утром третьего июля было облачно и влажно, все окна в мансарде были заперты. Никто не смотрел на город с террасы на крыше. Жизнь на верхнем этаже замерла. Нэнси Ли спала с Лейлой в ее спальне. Дверь была заперта снаружи, а ключ от нее находился у одного из подручных пучеглазого. Время от времени женщин выпускали, чтобы приготовить еду. Разговаривать с доктором Хаккадом им не разрешали. Он сидел взаперти в своей спальне, еду приносил ему вооруженный охранник.
Со вчерашнего полудня никто не входил и не выходил отсюда. Пучеглазый тоже не появлялся. Он забрал с собой Хефте и не позволял ему даже позвонить Нэнси Ли.
Хаккад чувствовал, что сходит с ума. Его кормили и разрешали смотреть телевизор, но это было все. У него забрали бритву и отключили телефон. Даже приготовленную Лейлой пищу просматривали – не спрятана ли в ней записка.
Нэнси Ли не сходила с ума... пока. Вчера утром она сообщила Бриктон о запланированном на воскресенье нападении и рассчитывала передать новую информацию, когда вернется в дом номер 12 после похода по магазинам. Но двери захлопнулись: теперь у нее не было доступа ни к информации, ни к Хефте, ни к Бриктон.