Посредник

Мартьянов Андрей Леонидович

Послушника – худенького чернявого парнишку в подряснике – Иван посадил в седло впереди себя и поддал шпор соловому фландрийцу. Вихрем пронеслись по набережной от Нельской башни до Ситэ и далее через мосты, заставляя молочниц и просыпавшихся затемно лавочников отскакивать в ниши между домами. Хорошо, не сшибли никого.

Возле Сен-Жан порядочное оживление, необычное для столь раннего часа – успела прибыть служба короля, Славик тотчас узнал растерянного Гуго де Кастро, приматывающего поводья своей кобылы к коновязи. Капитан Арно де Марсиньи выглядит полусонным и ничуть не обеспокоенным. Мол, убийств мы на своем веку много

видывали.

Возле портала церкви стоял седовласый брат Арнальд Геттингенский – секретарь Трибунала, обликом настоящий инквизитор: высокий, тощий, с тяжелым взглядом белесых германских глаз и острым подбородком. Славику он сразу напомнил имперского губернатора Таркина из первого фильма «Звездных войн». За спиной доминиканца столпились орденские монахи в белых рясах с черными плащами и пелеринами.

– Служба короля, – привычно представился капитан де Марсиньи. – Нас оповестили о происшедшем.

И невозмутимо застыл, ожидая, что ответит брат Арнальд.

– Идемте, – кивнул монах. Выхватил взглядом шевалье де Партене, которого знал лично. – И вы тоже, сударь… Кто это с вами?

– Я за него ручаюсь, преподобный.

Путь знакомый – через галерею до скриптория, второй этаж монастырского корпуса, низкая дверь. В коридоре охрана также из братьев-мирян, несколько дней назад заменивших арестованных сержантов Тампля.

Марсиньи представлял светскую власть, за которой оставалось первое слово в расследовании дел подобного рода – убийство это не ересь и не отступление от догматов, совершил его человек, признаков дьявольщины никаких. Может быть, ударивший кинжалом брата Герарда и был обуян силами сатанинскими, но, пока это не доказано, уголовное преступление расследуется подчиненными парижского прево.

Из-за плеч сержантов короля Славик мог рассмотреть только стол брата Герарда, лужу подсохшей темной крови на полу и голые ступни преподобного. Одна деревянная сандалия слетела с ремешков и валялась рядом.

– Наследили, – недовольно бросил капитан. Вошел в комнату. – Ваше преподобие, братья пытались оказать помощь, остановить кровь?

– Да, – согласился брат Арнальд. – Но быстро увидели, что Герард из Кларено уже скончался – да примет Господь его душу! – и сообщили приору монастыря, а через него и мне.

– Гуго! – повысил голос Марсиньи. – Оба Гуго! Попросите благословения отца-настоятеля и опросите монахов, особенно тех, кто был на ночном бдении… Брат Арнальд, вы не возражаете?

– Исполняйте свой долг, мессир капитан, – откликнулся инквизитор. – Я не вправе мешать слугам короля.

– Хорошо-о… – Гуго де Кастро и Гуго де Ла Сель, кликнув с собой еще троих сержантов, отправились в сторону покоев аббата, Марсиньи меж тем присел на корточки подле невинноубиенного. Рассуждал вслух, ничуть не стесняясь десятка зрителей. – …Вот надо же, насколько неаккуратно! Преподобный не ожидал нападения и не сопротивлялся, умер в один миг – лезвие вошло в кадык и перерубило хребет, острие вышло на шее сзади, наполовину пальца. Крови не слишком много, ряса не запачкана… Удар нанес очень сильный и знающий свое дело человек – целил в гортань, преподобный не мог закричать.

Марсиньи взялся за рукоять кинжала, вытащил. Отыскал левой рукой в поясе тряпицу, тщательно протер лезвие и гарду.

– Очень необычная работа, – сказал капитан. Протянул клинок брату Арнальду. – Вы никогда не видели это оружие, преподобный? У кого-нибудь

из мирян, работающих при монастыре?

– Нет, – отрицательно покачал головой монах. – Итальянская работа?

– Не знаю…

Кинжал передавали из рук в руки – чтобы каждый мог взглянуть. Дошла очередь до Славика. Ручка наверняка деревянная, крашенная в черное – напоминает формой вытянутый Молот Тора. Делали в Скандинавии? Лезвие в виде листа осоки, длиной сантиметров двадцать. Металл на эфесе и гарде похож на латунь или бронзу. Никаких символов, гравировки или мастерского клейма.

И все равно есть в нем что-то неуловимо-узнаваемое!.. Но как? Откуда? Не вспомнить.

Иван, повертев в руках кинжал, бесстрастно пожал плечами и передал дальше. Заметно общее недоумение: вроде бы привычное для XIV века холодное оружие, однако какое-то неправильное. Чужое. И никто не сумел выразить словами, отчего создается подобное впечатление.

Прошло не меньше трех часов, пока Марсиньи с помощниками – особо усердствовал Гуго де Кастро, будто Герард Кларенский был ему отцом родным – не опросили всех, до кого сумели дотянуться, и не договорились с инквизицией о незамедлительных совместных действиях: жителей близлежащих кварталов и владельцев домов непременно подвергнуть строгому допросу – что видели, не встречали ли странных незнакомцев. Засим необходимо донести до десятников стражи городских ворот распоряжение задерживать всех подозрительных.

И, разумеется, надо обязательно доложить в Консьержери. Дело государственное!

Доложили. Король в сопровождении Ги де Ногарэ и епископа де Вэра приехал в аббатство вскоре после полудня – государь хмурился, всем видом показывая крайнее неудовольствие, а это означало, что Филипп в гневе будет способен на резкие и не всегда оправданные шаги, о которых потом придется сожалеть…

– Сир, могу я нижайше просить о приватном разговоре? – в тот момент, когда Филипп начал в голос отчитывать бледного настоятеля аббатства Сен-Жан, вперед неожиданно вышел шевалье де Партене. – Вы должны помнить о наших беседах в Лувре и Новом Тампле. Это важно, сир…

Молчаливый канцлер Ногарэ вздернул правую бровь: ничего себе нахальство, прерывать речи короля! Сейчас кому-то оч-чень серьезно влетит. В лучшем случае высылка из Иль-де-Франс. В худшем же… На это воля его величества, которая будет незамедлительно исполнена.

Филипп IV запнулся на полуслове. Оглядел господина де Партене, будто не понимал, что нужно этому человеку. Не меняя выражения лица, повернулся к Арнальду Геттингенскому:

– Пускай нас проводят в комнату, где никто не сумеет подслушать. Впрочем, нет… Я наслышан об устройстве монастырей ордена святого Доминика – слуховые трубы, особые ниши, в которых слышно людей, беседующих в соседнем здании…

– Сир, это наговоры и клевета!

– И тем не менее. Встретиться с мессиром Партене я предпочту во внутреннем дворе обители. Вы не возражаете?

– Сир, вы – король.

– Прекрасно, что вы об этом не забываете, брат Арнальд.

Когда Иван и его величество Филипп Красивый скрылись за дверьми дормитория, Славик впервые почувствовал себя не просто заурядным статистом в непонятном спектакле, а человеком совершенно ненужным.

Свою наиглавнейшую функцию как аргуса он так и не выполнил – на территории обоих замков, Старого и Нового Тампля, не отыскалось самомалейшего признака «червоточин».