Посредник

Хартли Лесли Поулс

На душе у меня полегчало, я мог думать о Мариан почти как раньше. И цвет катившегося за ней велосипеда почти перестал мучить меня — зеленый так зеленый! Для внутреннего подъема была и еще одна причина. Туман рассеялся, было сказано так много — и сам я на какие слова отважился! И Мариан, взрослый человек, приняла их всерьез.

Да, мои отношения с самим собой и с целым миром наладились. Но за последние дни я понял одно: если в душе у меня поют соловьи, это вовсе не значит, что и все вокруг идет как по маслу. А то, что некоторые секреты выволокли на свет божий, вовсе не значит, что в них перестала крыться опасность.

Допустим, лорд Тримингем

и вправду подозревает, что Мариан чересчур дружелюбно относится к Теду. Что произойдет, если она отговорит Теда идти в армию — а она наверняка это сделает? «Дело не в моем желании, а в ее, — сказал Тед. — Ей и решать». Мариан сказала, что Тед опасен; вряд ли, в последний раз он был такой робкий; но, с другой стороны, он легко выходит из себя, и если его будет подстрекать Мариан, то...

Вот где таилась величайшая опасность, вот в какой точке сходились пути пятого и девятого виконтов.

Подобная теория страшила меня, но рассудком я ее не принимал. Землевладельцы в моем представлении обладали очень большими правами, но я не думал, что лорд Тримингем может официально принудить Теда идти в армию, да и на дуэль он его едва ли вызовет, как это в похожих обстоятельствах сделал пятый виконт.

Чем больше я ломал голову над этим уравнением, стараясь отыскать неизвестные, тем отвлеченнее оно становилось; действующие лица драмы расплывались и вытягивались в набившие оскомину линии: АВ, ВС, СА.

В меньшей степени это относилось к Теду. Я точно знал, чего хочет лорд Тримингем. Его я принимал за константу: он хотел жениться на Мариан. Знал я и чего хотела Мариан, вернее, как намеревалась поступить (это не одно и то же): выйти замуж за лорда Тримингема и держать возле себя Теда. Но чего хотел Тед? Того, чего хочет она, — таковы были его слова, но я в них сомневался. Из всех троих он был самый вспыльчивый — я имел случай убедиться в этом. Иногда душа его, как он выражался, противилась, а иногда и нет. С ними такого не случалось. Я вдруг понял, что его душа воспротивилась, когда он услышал о помолвке Мариан и лорда Тримингема, оттого и пересмотрел ответ своему землевладельцу насчет поступления на военную службу.

Я боялся за лорда Тримингема, плакал о Мариан. Теда же мне было жалко. Мне казалось, что только у него была настоящая жизнь за пределами треугольника, совершенно отдельная жизнь, к которой он все время стремился. В эту другую жизнь он допустил меня, и не только как мальчишку-посыльного, которого надо то умасливать, то подстегивать, чтобы делал свое дело, — нет, просто человека, который ему нравился. Возможно, тут я был несправедлив к Мариан и лорду Тримингему — ведь и они относились ко мне с редкой добротой. Но для них я был всего лишь посредник, на моем месте вполне мог оказаться кто-то другой. Лорду Тримингему нужна Мариан, Мариан нужен Тед — вот когда они обращаются ко мне. Да, Мариан мне доверилась, но отнюдь не по доброй воле. С Тедом все было иначе. Он считал себя моим должником, именно моим, Лео: одна личность отдавала дань другой.

Мне претила мысль о том, что он откажется от всего привычного и любимого и будет спать на земле. Ничуть она не мягче, чем кровати в Брэндеме! К тому же Теда могут убить. А вместе с ним убьют и целый мир, который не парил над домами и лужайками, а жил в сердце Теда.

Но с кого же все началось, кто здесь виноват? Опасное расследование — вдруг выяснится, что дело тут не без греха? Грех в эту историю лучше не впутывать, ведь он метит всех без разбора и замазывает ровной серой краской многие прекрасные

дела.

И все же, кто виноват? «Дама никогда не бывает виновата», — так сказал лорд Тримингем, исключая Мариан из списка подозреваемых, и я был этому рад — не хотелось видеть на скамье подсудимых Мариан. Он не сказал: «Лорд никогда не бывает виноват», но его винить явно не в чем: лорд Тримингем не совершил ничего предосудительного, в этом я был совершенно уверен. Не сказал он и «Фермер никогда не бывает виноват», и коль скоро эти ограждающие слова произнесены не были, вина — если вообще кто-то виноват — должна лежать на Теде. Тед заманил Мариан к себе в дом, в кухню, и там околдовал ее. Приворожил. Эти чары нужно разрушить — ради него и ради нее.

Но как?

Первый шаг я уже сделал — изменил назначенное Тедом время свидания. Мариан придет к сараям в шесть часов, а Теда там не будет. Прождет ли она целых полчаса? Сомнительно. Ведь она очень нетерпелива, это всякий знает. Ждать для нее — нож острый. У нее не хватит терпения выслушать объяснение, дождаться конца фразы. Ожидания она не выносила органически. Две минуты — максимум, на что может рассчитывать Тед, в этом я был уверен. Она придет в ярость от того, что надо ждать, и ее чувства к нему могут измениться. Ведь когда заставляешь взрослого человека ждать — это серьезное оскорбление, даже среди взрослых. Она рассердится, потому что и у нее характер вспыльчивый. «Я никогда больше не приду! Я никогда больше не приду!» А Тед скажет: «Хорошо, вы ждали меня, но ведь и я ждал вас, и куда дольше, а ведь я — человек занятый, сейчас пора урожая». — «Подумаешь! Вы всего лишь фермер, а фермер может и подождать!» — «Ах да, конечно, я всего лишь фермер, что ж, ладно...» — и так далее, и так далее.

Я представил, как они бурно ссорятся, осыпают друг друга оскорблениями, обвинениями и, наконец, разругиваются в дым — все из-за семян недоверия, посеянных мной. И гнойник, проткнутый иглой, постепенно рассосется.

Насколько мы были бы счастливее без этих сложностей! Не лорд Тримингем, он и так был счастлив, но лишь потому что ничего не зная. Я имею в виду Мариан, Теда и себя, Лео Колстона. Мы так много на этом деле потеряли — а что получили взамен? Все происходящие события, казалось бы, внешне никак не связанные с нашей тайной, не имеющие с ней ничего общего, теперь интересовали нас лишь с одной точки зрения: как они повлияют на встречи Мариан с Тедом — вот до чего мы трое докатились! Эти встречи вышли на первый план, заслонили все остальное в наших жизнях. Почему Мариан, по ее словам, не находила себе места в Лондоне? Почему Тед считал необходимым бросить фермерство, которое он любил, и поступить на военную службу, которую он ненавидел, уехать в Южную Африку? Почему мне пришлось просить маму, чтобы она забрала меня из Брэндем-Холла, где я был так счастлив? Во всех случаях ответ был один: из-за отношений между Мариан и Тедом.

Все прочее как-то уменьшилось в размерах, утратило свои качества — еще бы, с такой глыбиной не выдержит сравнения никто и ничто! Ее цвета выигрывали в яркости, звуки — в громкости, она тянула к себе с бесконечно большей силой. Она распространяла чувства, словно заразу. Рядом с ней все живое меркло и не могло существовать самостоятельно. Она образовала пустыню, не желая делиться ни с кем и ни с чем, требуя все внимание себе. А поскольку глыба эта была окутана тайной, она ничего не привносила в нашу каждодневную жизнь — говорить о ней было нельзя, как не говорят о какой-нибудь стыдной болезни.