Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти
Шрифт:
Поднимавшееся всё выше солнце залило двор, жаркие лучики подобрались к Ларисе с Кротовой. В их ярком свете Елена Николаевна казалась ещё более блёклой, измотанной, несчастной. Почувствовав Ларисин жалостливый взгляд, она машинально стала расправлять несуществующие складки на подоле, стараясь навести хотя бы какой-то порядок в одежде.
– А у папаши деньги есть, немалые. Вот он и позовёт то одну, то другую к себе, а там подзуживает: уходи от матери, тогда я тебя как принцессу одену-обую. Они мать-то любят, а себя всё же больше. Вот и живут неделями у него, как заложницы, дожидаясь обещанных подарков. А он что творит-то! Он одной чего-нибудь прикупит, а другую обновкой обойдёт. Это девчонок злит аж до драк. Они уже все трясутся от такого воспитания. А
Ну, это всё вы уже слышали. А наш с вами неконтакт пошёл от того, что я дала Валере повод меня заподозрить. Как-то, насмотревшись на то, как он родных детей стравливает между собой, как собачонок, я в запальчивости пообещала, что пойду и всё о его издевательствах над малыми расскажу в газете – пусть весь мир узнает, каков их отец.
И знаете – он испугался. Он вообще трусливый, как заяц. Стал детей меньше дёргать. А потом в конце зимы произошёл … в общем, это убийство. Случилось всё, если вам не известно, в его недостроенном доме.
Кротова сделала паузу и забормотала, будто говоря сама с собою:
– И на кой чёрт ему этот дом?.. Квартира-то стоит как нежилая, прибраться некому, одни бляди по углам шатаются… А ему всё мало, дом приспичило ставить… Кто в этих стенах жить станет?..
Потом вспомнила про Ларису:
– Извините. Так о чём я? А, о доме…Дом неподалёку от нынешней его квартиры, он частенько наведывался на стройку и даже брал иногда кого-нибудь из детей. Тут он собирается, а младшая, Анька, которая как раз у него жила и уже дня три толком не ходила на прогулку, на нём повисла: возьми с собой, да возьми. Папаша от неё отпихнулся, забрал пистолеты – оружие у него вечно болтается у всех на виду, я больше всего боюсь, как бы остервенившиеся девчонки друг друга из него не постреляли, – и пошёл один. А малая быстренько накуталась, старшим ничего не сказала и подалась тихонько следом. И получилось, что если не всё видела, так выстрелы и крики точно слышала. Она испугалась, прибежала домой, сёстрам рассказала. Они тоже перетрухнули и, от греха подальше, пришли опять жить ко мне. От них я кое-что и узнала. А вам ничего не сказала, так как всё не могла поверить, всё надеялась, что малышка нафантазировала, пока уже эти бочки не нашли, и его не взяли…
Из дверей суда выпорхнула уже виденная Ларисой стайка молодняка. Одна из девочек приблизилась к ним, подозрительно глянула на Ларису и прошипела:
– Мам, ты помнишь – мы тебе всё сказали! – и вернулась опять к приятелям.
– Вот! До газеты ли мне теперь! – голова Елены низко склонилась, она прятала готовые брызнуть слёзы. Но всё же взяла себя в руки и снова вернулась к своему горькому повествованию:
– Я и ему говорить не стала. Да у нас уже и общения-то никакого не было. А проговорились дети, когда мы с вами уже были знакомы. В очередной раз обиженная отцом младшая выпалила: мол, ты, отец, людей убиваешь. И выложила ему, что была в тот день на стройке и всё видела. И что рассказала маме. И что мама теперь уже точно пойдёт в газету.
В тот день – как раз, когда я собиралась ехать подписывать у вас материал – он примчался ко мне совсем сбрендивши. Орал, плакал, даже в ногах валялся. То прощенья просил, то пристрелить обещал. А потом собрал девочек и начал басни плести. Насказал им, что он защищался от двух бандитов и едва не погиб. Они-де и младшую бы укокошили, если бы нашли. А мать хочет его в тюрьму засадить и на весь свет ославить. И теперь им нужно выбрать, с кем они останутся – с отцом-героем, или со сволочью-мамашей.
Девчонки заревели в голос, едва в обморок не попадали. А Валерка пригрозил мне, что если я хоть где-нибудь про него слово пикну, он так настрополит детей, что они меня своим главным врагом считать станут, и вообще отрекутся от матери. Дочки после его обработки мне так и сказали: или молчишь, или мы тебя знать не знаем.
Что мне оставалось делать?
Хотите, Лариса Петровна, – простите меня. Не простите – Бог вам судья. И мне тоже.
Кротова,
Кто-то в толпе заохал, запричитал. Послышались проклятья и стенанья. Кротов, не обращая внимания на шум, двигался к автомобилю.
До этого момента Лариса не задавалась вопросом, какова наружность человека, в последнее время занимавшего её мысли. В её воображении он был неким хотя и злодейским, но бесплотным духом. И вот теперь в нескольких шагах от неё этот дух вполне материализовался. Он исподлобья взирал на своё окружение полным презрения мутным взглядом, ясно сигналившим: погодите, я ещё своё не сказал. Так смотрит голодная сова вслед ускользнувшей на этот раз жертве. И хотя ничего определённо звероватого не было в выражении этого лица, веяло от него животной яростью, не знающей границ. Хищник, страшный и жестокий. Ни смущения, ни раскаяния, ни сомнения или жалости. Проглотит любого, кто попадётся на дороге, и не поморщится. Не приведи Господь скрестить с таким жизненный путь!
Всё это пронеслось в голове Ларисы, пока Крот приближался к ним. Наконец, его шарящие по лицам букашки упёрлись в Елену; он, невзирая на конвой, приостановился, сплюнул под ноги и процедил ей в лицо:
– Ну погоди, дорогая, и до тебя доберёмся. Бойся, Лена, ох бойся!
Потом перевёл взгляд на Ларису, букашки встретились с тигриными глазами. Он вглядывался в них, словно запоминая, пока конвойные не дёрнули вперёд. Крот поднялся на первую ступеньку автозака, ещё раз обернулся и обшарил лица Елены Николаевны и Ларисы.
– Ох, бабоньки, бойтесь! – последняя угроза прозвучала уже под тычком служивого, запихивающего арестанта в узенькую зарешёченную дверь.
То ли от всей обстановки, то ли впрямь от угроз Крота, но Лариса почувствовала, как волна противного страха подступила к сердцу. Кошмар ходячий, а не человек! Как только эта бедная баба жила с ним под одной крышей!
– Теперь вы, увидев Валерия, наверное, лучше понимаете то, о чём мы с вами говорили – услышала Лариса голос Елены. Мысли эта Кротова читать умеет, что-ли?
– Да уж, Елена Николаевна… Что тут ответить… Могу только пожелать терпения. Держитесь! А о материале можете забыть: у нас его не станут публиковать. Никогда.
Лариса последний раз взглянула в лицо Кротовой:
– Ну, мне пора, нужно попробовать получить какую-нибудь официальную информацию по делу. – И скрылась в дверях суда под щедрым потоком беззаботных мартовских лучей.
Когда Лариса вошла в зал, где проходило слушание дела, там уже были все приехавшие сегодня коллеги. В руках белели сдвоенные листочки – подсуетился пресс-секретарь городской прокуратуры Иван Горланов. Лариса пробежала глазами писульку. Так и есть: по версии прокуратуры, Валерий Андреевич не нападал, а защищался от рэкитиров в состоянии глубокого аффекта. Значит, будут просить 107-ю статью. А суд, глядишь, снизойдёт и до невиновности. Блин-оладь, не пресс-релиз, а рыцарская баллада!