Постфактум
Шрифт:
– Стоп, Чак! – резко выкрикнул Рауф, на его скуластом, обтянутом шелушащейся кожей лице появилась сумасшедшая улыбка. – Глупый ты и недальновидный. Ну, завалишь ты его сейчас, ну, может, и сгодится его филейная часть на пару обедов, и что? Да ничего, высрешь через день в тех кустах и всё! Это же беложопик. Ты вспомни, когда ты в последний раз видел беложопого?!
– Я не знаю, – Чак остановился, не понимая, что от него хочет товарищ. – Я не помню.
– Таких, как она! – шестипалая рука сграбастала девушку за волосы, вздёрнула вверх. Кирзовый ботинок с размаху ударил по мягкому месту,
– Н-е-е, – обалдело протянул Чак, почёсывая ручкой ножа засаленный затылок. – Не томи, друг!
Илья сделал шаг назад. Ему стоило невероятных усилий очистить разум от эмоций девушки. Не успел он этого сделать, как поток грязных, извращённых мыслей, как из помойного ведра, окатил его, затёк, забрался в самое сокровенное. Он уже знал, какая судьба ему уготована.
Его дар – его проклятие.
Умение сопереживать, сочувствовать и понимать окружающих было с ним, сколько парнишка себя помнил. А с годами диапазон проявления этой способности только рос, дойдя до полного погружения в чувства другого человека. Это едва не свело Илью с ума. Хуже всего было на первых порах. Настроение менялось каждую минуты, Илью буквально раздирало на части от бури обрушивающихся на него эмоций. Он не сразу понял: они не все принадлежат ему.
Жизнь в Интернате не назовешь легкой. А то, что ты белый, и вовсе делало тебя бельмом в глазу. Удел изгоев – одиночество. Илья стал этим изгоем. Другие дети сторонились его. Кто-то делал вид, что не замечает подобное белое недоразумение. Илья даже был благодарен им за это. Однако чаще всего получалось наоборот.
«Эй, смотрите, кто идёт!» – выкрикивал один, когда Илья появлялся в столовой или же направлялся на работу.
«Урод!» – подхватывал второй.
«Что язык в белую жопу втянул? Нечего сказать, помойка?!» – кричал третий.
Такие встречи ничем хорошим не заканчивались. Так продолжалось, пока Илья не понял одного: его необычный дар – это спасение.
Пилигримы приближались. Рауф двигался на цыпочках, с дикой улыбкой на смуглом, обветренном лице, расставив в стороны длинные тонкие руки. Ситуация забавляла его. Чак, напротив, ступал нерешительно, всё ещё размышляя, что же задумал его старший товарищ и нужно ли доставать свой нож.
– Всё просто, парень, – костлявый пилигрим облизнул тонкие губы. – Мы отпускаем девушку, а взамен пользуем твой идеально белый зад! Как тебе, Чак, идея?! А тебе как, белый?!
– Вот голова, Рауф! Вот уж голова! Как ты ловко это придумал, а я уж сгоряча чуть дел не наворотил! – приободрился коротышка, подпрыгивая на кривых ногах. – Сам портки скинешь или простимулировать? – Чак похлопал себя по кобуре и в предвкушении помассировал пах.
Всё. Кажется, это конец.
Илья уже не думал о том, что снова поддался чувствам, не смог совладать с собой. Не ругал и не корил себя. Жажда справедливости и жалость – вечные враги. Именно они мешали всю его жизнь.
Бежать!?
Свинец,
Драться!?
Да, он не был слабаком и часто доказывал это интернатовским задирам. Но одно дело – пацаны, пусть и старше на пару лет. И совсем другое – пилигримы, которые не только были старше, но и умели убивать и делали это так часто, как он ходил по нужде.
– Засранец, ты куда это собрался?! – видя, как Илья отступает в заросли, зло заорал Рауф. – Не глупи, малой, лишняя дырка в твоей белой жопе тебе ни к чему! – он выдернул из чехла за спиной обрез двустволки. – Тем паче, что твоя, родная, и так скоро будет саднить!
Отморозки заржали – противно, издевательски, похрюкивая и кашляя. Илья почувствовал, как ровный ежик волос на его затылке пришёл в движение. Выбора нет. Ему придётся драться.
Годы, проведённые на свинарнике, не прошли даром. Техника владения холодным оружием была отточена на мерзких, вонючих животных. Пилигримы, в принципе, не слишком отличались от них, разве что могли ответить на атаку оружием, что делало их куда более грозным противником.
Так, что мы имеем… Нож – один, противников – двое. Выбор цели был делом секундным. Рауф уже достал обрез и в любой момент мог стрельнуть.
Мастерский бросок!
Пилигрим не успел и глазом моргнуть. Нож вошел в грудную клетку по самую рукоять, и Рауф кулём рухнул в пыльную траву.
– Эй, да ты что творишь?! – ошалело вскрикнул Чак, подпрыгивая на месте, его рука скользнула к кобуре. – Да я тебя…
Илья уже прыгал в густые заросли, когда краем глаза увидел мелькнувшую из-за нагромождений ржавых машин тень. Прогремел выстрел. Страшный предсмертный крик разорвал ночь, и всё стихло. Илья не сомневался: умер коротышка Чак. Но кто напал на него? И почему стало так тихо?
Бежать прочь… Именно эту первую и наверняка правильную мысль он отмёл сразу. Кто бы там ни был, он обязан ему жизнью. На пилигрима напал не зверь. Мелькнувшая тень имела человеческие очертания. Но почему тогда Илья не почувствовал присутствия другого человека, его сознание? Возможно, отвлекся, решая, как поступить с бродягами. Да и нож был слишком дорог парню, не оставлять же его гнить в теле мерзкого извращенца.
Робкие всхлипывания, а затем и рыдания девушки нарушили ненадолго воцарившееся спокойствие. Илья осторожно двинулся вперёд. Представшая его глазам картина не могла не радовать. Коротышка Чак лежал на земле, раскинув в стороны руки, выпавшие из раны на животе кишки валялись рядом. Девушка сидела на том же месте, где и была, её тело сотрясали рыдания. Рауф – неподалёку, он так и не смог до конца выдернуть вонзённый в грудь нож.
А это кто?!!
Рядом с поверженным пилигримом лежал мужик: чёрный балахон с капюшоном, густая борода, большой крючковатый нос на мясистом круглом лице, широкие брови и абсолютно лысая голова. Одна ладонь спасителя сжимала рукоять необычного ножа, орошённого свежей кровью (нож ли это? Илья просто не знал, как назвать неизвестное оружие), другая была прижата к груди. Если уж Чак, по меркам обычного человека, был маленького роста, то незнакомец и вовсе не дотягивал до стандартов.
Карлик.