Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм
Шрифт:
(1974) и "Полилоге" (1977) более фундаментально научно и
логически обоснован, но, увы! сама эта фундаментальность и
тенденция к всеохватности сослужили ей плохую службу, сделав
ее слишком сложной для средне-литературоведческого воспри
ятия, по сравнению с относительной "простотой" и практической
применимостью американского деконструктивистского анализа.
Подытоживая различия, которые существовали в 70-х гг.
между
для Дерриды (как и для Фуко и Барта той эпохи) субъект (т.
е. его сознание) был в гораздо большей степени "растворен" в
языке, как бы говорящем через субъекта и помимо него, на
сильно навязывающем ему структуры сознания, в которых субъ
151
ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
ект беспомощно барахтался, имея в качестве единственной своей
опоры в противостоянии этим структурам лишь действие бессоз
нательного. Причем последнее в большей степени характерно
для Фуко и Барта, чем собственно для Дерриды, ибо, с его
точки зрения, противоречивость сознания как такового была
главным действующим лицом истории. Телькелевская политиче
ская ангажированность Кристевой, ее нацеленность на
"революционную" перестройку общества заставляли ее напря
женно искать пути выхода из этого теоретического тупика, а
единственно возможный источник, откуда смогли бы исходить
импульсы к разрушению старых мыслительных структур и ут
верждению новых, она находила лишь в субъекте.
В определенном плане поиски Кристевой несомненно пере
кликаются с мечтой Фуко об "идеальном интеллектуале", но в
гораздо большей степени они оказываются близкими настроени
ям "левого деконструктивизма" 80-х гг., а ее постоянная озабо
ченность проблематикой субъекта предвосхищает ту переориен
тацию теоретических исследований, которая наметилась в этой
области на рубеже 80-х -- 90-х гг. (прежде всего в феминист
ской "ветви" постструктуралистской мысли). Поэтому, можно
сказать, что Кристева несколько "обогнала" некоторые линии
развития постструктурализма, выявив в нем те акценты, которые
стали предметом исследования спустя десятилетие.
Для Кристевой оказалась неприемлемой сама позиция
"надмирности", "отстраненности", "принципиальной исключенно
сти" из "смуты жизненного бытия" со всей ее потенциальной
взрывоопасностью, которую демонстрирует теория Дерриды.
Для нее соучастие в процессах общественного сознания, пере
живаемое ею как сугубо личностное
в них вовлечение, находит (и должно находить, по ее представ
лению) полное соответствие в ее собственной теоретической
рефлексии, которая если и не воспевала, то по крайней мере
столь же экзальтированно отражала состояние умственной воз
бужденности, наэлектризованности, питаемое майскими собы
тиями 1968 г. Разумеется, мне бы не хотелось создавать ложное
впечатление, что теория Кристевой может быть целиком объяс
нена политическими событиями во Франции той эпохи. Естест
венно, все гораздо сложнее и далеко не столь однозначно, про
сто (если вообще это слово здесь уместно) произошло совпаде
ние или наложение личностного мироощущения Кристевой, ее
восприятия жизни (не забудем о ее "социалистическом болгар
ском происхождении") на философско-эстетический и литера
турный "климат" Франции того времени, когда подспудно вы
зревавшие новые идеи и теории получили внезапный, мощный
энергетический импульс, разряд политической событийности,
спровоцировавший их дальнейшее бурное развитие.
Место Кристевой в постструктуралистской перспективе
Кристева, как и Делез, не создала ни достаточно долговре
менной влиятельной версии
постструктурализма, ни своей
школы явных последователей
(за исключением феминист
ской критики), хотя ее роль в
становлении постструктурали
стской мысли, особенно на ее
первоначальном этапе, была
довольно значительной. Она
активно аккумулировала идеи Барта, Дерриды, Лакана, Фуко,
развивая их и превращая их в специфический для себя литера
турно-философский комплекс, окрашенный в характерные для
конца 60-х -- первой половины 70-х гг. тона повышенно экс
прессивной революционной фразеологии и подчеркнуто эпати
рующей теоретической "сексуальности" мысли. Вполне возмож
но, что в атмосфере духовной реакции на студенческие волнения
той эпохи консервативно настроенное американское литературо
ведение постструктуралистской ориентации настороженно отне
слось к "теоретическому анархизму" Кристевой, как впрочем и
ко всем "телькелистам", за исключением всегда стоявшего особ
няком Р. Барта, и не включило ее в деконструктивистский ка
нон авторитетов. Поэтому влияние Кристевой на становление
деконструктивизма в его первоначальных "йельском" и "феноме