Поступь империи. Тетралогия
Шрифт:
– И что все равно кого награждать? А как же урон чести для шляхетсва? Ведь что обычному солдату, что ему… не почести будет,– с сомнением протянул отец, отодвигая первую занавеску на входе в тамбур палатки.
– А для обер-офицеров и выше существуют малые ордена, выше по достоинству, чем медали, поэтому и урон для чести старшим офицерам не будет, вот только отличие младших орденов от медалей только в том, что выполнены они, из драгоценного метала, серебра или золота, а обычная медаль из меди.
– Хорошо, что так продумал, сын, иначе я уж было усомнился в тебе, особенно когда канцлер наш мне переписку твою
– Какую переписку?– не понимаю о чем идее речь, однако, видя напряженное лицо Петра, понимаю, что он не шутит.
– Ту самую, где ты с ним договариваешься о помощи, вот только какой помощи, там не сказано,– все так же напряженно смотрит на меня государь.
– Не было никакой переписки отец, клянусь, что не было ее! Если ты захочешь, батюшка то давай мои письма сверим, с теми, что я тебе писал из-за границы, да и на Руси тоже.
– Хочешь сказать подложное оно?– отвернулся он от меня, разглядывая столешницу.
– Да, именно так.
– Ладно, пускай так оно и будет, делом и помыслами ты мне себя давно показал, вижу я, что исправился ты, да за голову взялся, так что пускай людишки делом займутся. А мы отложим сей разговор пренеприятный. В случае чего примерно накажу виноватых,– немного оттаял царь.
Помолчав пару минут, государь встал со своего места, я невольно отметил торжествующие искры в его глазах, сейчас передо мной стоял человек, чуть ли не в одиночку совершивший невозможное. Гордый своими деяниями и тем подвигом, который совершила русская армия в конце июня этого года, уничтожив армию врага. Качество и выучка, которой превосходило качество любого из войсковых объединений Европы! И даже небольшая размолвка со мной видимо не испортила его настроения, все-таки видимо он и сам не верил в те доказательства, которые были предъявлены канцлером Головкиным.
Да и князь хорош, скупердяй, етить его через плечо! Ну, неужели я два года корпел над губернией и создавал буквально из ничего новую структуры армии, с непохожим на мировые аналоги Уставом. Не та дешевая подделка, которую Петр в будущем скопирует с австрийского. Свой, написанный за долгие вечера и бессонные ночи! Конечно, я тоже не из головы основные положения брал, но ведь и не из европейских уставов точно. Видать кому-то очень уж прижимает мое небывалое возвышение, хотя какое возвышение? Я же наследник престола, а не какой-нибудь безродный выкормыш петровский, как тот же самый Алексашка!
«Стоп! Оставить все ненужные мысли, тем более, такие, от которых только проблемы получить можно, но никак не пользу,– выдохнув сквозь зубы воздух, одергиваю сам себя».
– Садись сын, рассказывай, каково тебе быть дома, после путешествия своего? Сказывай что делал, как дела вел, а может беседы с кем плодотворные вести приходилось?– царь по своему обыкновению начал набивать трубку табаком, словно и не было только что неприятных речей, и мы только встретились, я же поудобнее устроился на кресле, налил себе холодного морса.
– Дома, на Руси отец много лучше, чем в Европе, хотя и погода там много глаже, да и людишки одеты нарядней…
– Это ничего, дело это справное, главное сказывай!– перебил меня Петр, с энтузиазмом раскуривая вонючую трубку.
– В середине нашего путешествия, как я тебе уже писал
– Это знаю я, дальше сказывай, о дворе Испанском и их монархе!– нетерпеливо бросил государь, выпуская облако дыма.
А что можно рассказать, если и так все подробно на бумаге написал и с курьером отправил впереди себя? Не знаю, видимо отец чего-то хочет, но ведь чего? А ладно, от меня не убудет, еще разок повторить все что было, глядишь, действительно чего нужное вспомню, о чем позабыл отписаться.
Так слово за слово, я подробно рассказал отцу о том, как наблюдал осаду и взятие Мессины, бой с каперами, рассказал о городах Испании в которых удалось побывать. Поведал о том, что узнал у Алехандро о внутренней политике, добавил часть свои наблюдений, кое-какие мысли по поводу сближения с разоренной страной. Не забыл и про заключенный тайный договор, о поставках сырья, оружия и провизии для королевства.
– Что ж, могу похвалить тебя, сын видимо действительно многому научился ты за последнее время,– с улыбкой сказал Петр, подходя ко мне.– На счет кораблей ты конечно немного лиху дал. Нет у нас, их, чтобы послать к испанцам, по крайней пока, но вот то, что они заинтересовались уже хорошо, значит надо будет твое консульство в посольство переделать, да и боярина того…
– Долгомирова,– подсказал государю, отпивая глоток прохладного морса.
– Да, боярина Долгомирова на место утвердить, зелоно смышлен он, да и ротация о нем была хорошая, так что пускай с испанцами отношения добрые завяжет, да подручников из их числа наберет, там глядишь и еще кого на поселение к нам определим. Да и он там еще кого-нибудь из нужных людей подберет, тех, что Испании не нужными оказались, а то, как-то не хорошо получилось, ты всего двоих привез. А ведь Руси нужно многие сотни! Да чтоб посмышленнее, от которых польза нашему Отечеству была. Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть и при моей жизни пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы!
– Ты прав отец, именно этого и следует добиваться всеми силами! Однако государь, как же иностранцам ехать сюда, если свободы, то у них как таковой не будет? В Европе почитай уже век как крепостного права нет, все крестьяне с наделом живут, и по пустому не ропщут,– «кидаю» пробный камешек в огород отца.
– Ты мне эти мысли брось! Ишь отменили они, а кто будет на мануфактурах работать и в армию пойдет, ежели я свободу крестьянам дам? Ответь мне, Алешка,– вновь нахмурился государь, исподлобья глядя на меня.
– Так сами людишки и пойдут, и лучше прежнего будет, ведь каждый для себя работает много лучше чем на барина, или иноземца какого-нибудь,– возразил я царю.
– Так то оно так, да не совсем…– чуть остыл Петр.– Война у нас на носу с османами, да и Карл мир подписать не желает, точнее сестра его с советниками, поэтому и думать надо не о людях и животе их бренном, а о пушках, фузеях, и строящемся на Балтике флоте!
– Как скажешь, батюшка, так оно и будет,– смиренно наклоняю голову, гася в зародыше зарождающийся гнев.