Поствоенный синдром
Шрифт:
— Я сейчас расскажу одну историю, — начал тот, — только вы не удивляйтесь, что начну издалека. Был у нас в городе один банкир с фамилией Гринадзе. По совместительству бывший финансист ОПГ Иванова. Я подозревал, что после ареста главаря тот продолжал работать с остатками банды, но никак не мог взять с поличным. Скользкий был гад. Попробуете угадать, как у меня получилось?
— Продолжайте, — отпёрся Самойлов.
— Сам пришёл! Выдал как есть, кто он и чем занимался при Иванове. Обещал пойти на сотрудничество, если я уберегу его от покушения. А обвинял он вашего друга Владислава Грызлова!
Внешне Олег оставался спокойным, но внутри почувствовал
— Всего лишь обвинение, — выдавил он. — Может быть клеветой, дезинформацией, ошибкой.
— Это не всё, — ответил следователь. — Позже на Гринадзе действительно совершили покушение, но в последний момент оно сорвалось. Банкир описал исполнителя как пожилого мужчину бомжеватого вида с явными признаками алкогольной зависимости, но крепко державшего пистолет.
— И что вы сделали?
— Да я понятия не имел, как быть дальше. Искать ветерана боевых действий? При нашей близости к Северному Кавказу это могло затянуться надолго. Но однажды в органы поступило заявление об обнаруженном в своей квартире покойном. Ветеран-афганец, вёл асоциальный образ жизни и имел проблемы с алкоголем. Конечно, я взялся за него.
— Банкир его опознал? — в мрачном ожидании спросил Самойлов.
Похоже, Кирилл Александрович этого и ждал, потому как тянул с ответом.
— Нет. К тому моменту Гринадзе уже устранили. Тот же самый исполнитель или другой, мы уже не узнаем. Это случилось после смерти вашего отца, а потому в убийстве он невиновен. И вот целый год я хочу задать вам один вопрос. — Сергеев дал Олегу время собраться. — Чисто гипотетически, ваш отец мог согласиться стать киллером?
— Знаете, — отрезал Самойлов, — если это частная беседа, я бы не хотел отвечать.
— Понимаю, — согласился следователь. — И всё же, если надумаете.
Он достал из кармана куртки знакомую визитку с уже измятыми углами.
— Не надо. Я запомнил номер.
Пожелав Олегу доброй ночи, Кирилл Александрович повернул обратно к машине. Самойлов в одиночестве остался посреди тротуара. Спутниками ему были лишь самые мрачные и отвратительные мысли, какие только могли появиться за этот нескончаемый день.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
— Снова рисковал?
— Да нет. С чего ты взяла?
— В новостях услышала. Это же там, где вас держат?
— Всё нормально, не волнуйся.
— Я не волнуюсь. Раньше места себе не находила, а сейчас — пустота.
— Даже так… ну ведь это хорошо?
— Нет, не «хорошо». Твои друзья защитились на дипломных, слышал? Ха-х, меня зовут в столицу на магистерскую программу. Люди со временем меняются, но ты упорно продолжаешь делать всё назло. Отцу, мне — плевать на это. Ты делаешь назло себе. Вся эта твоя служба… Ты не оставишь войну, я знаю.
— Три недели. Приеду и поговорим.
— Нет.
— Что?..
— Я устала ждать.
— Всё кончено?
— Да.
Соединение было сброшено. Самойлов смотрел на контакт в телефоне, перебирал в уме отдельные символы, но не мог собрать их в слова. Наконец сконцентрировался, прочёл знакомое имя и номер, который знал наизусть и вряд ли
Олег поднялся. Густая тишина казармы ему опротивела, скопившееся отчаяние требовало выхода. Покинув барак, миновав коридоры и лестничные пролёты, он подошёл к кабинету с приоткрытой дверью, из которого доносились мужские голоса:
— Они снова отменили приставление. Я пытался. Тебе бы угомониться, обойтись без новых скандалов.
— Вы ж знаете, Артём Алексеич: таких, как я, не повышают. Но кто-то должен делать чёрную работу.
Самойлов без церемоний вошёл в кабинет. Сидевший за столом мужчина был седым, а рубашка цвета хаки с погонами висела на нём, как на скелете. Поговаривали, что Артём Алексеевич сильно болел, но со службы не уходил, предпочтя кончину на боевом посту позорному забвению. Второй был моложе, высок и крепко сложен подобно богатырю. Пробор тёмно-русых волос придавал его виду дворянского благородства. Вне сомнений, он тоже был офицером. Рядовой выпрямился и отдал честь.
— Товарищ полковник, разрешите участвовать в ближайших оперативно-розыскных мероприятиях, — отчеканил он.
Артём Алексеевич непонимающе прищурился.
— Отдыхай, Самойлов! Кхе-х… — закашлял старый командир. — Навоевался уже.
— Товарищ полковник, разрешите участвовать в ближайших ОРМ.
Офицер на секунду застыл из-за наглого напора рядового. Он уже опёрся о стол, готовясь вскочить с кресла и накричать на бойца, но неожиданный жест богатыря его остановил. Тот вытянул руку, призвав полковника успокоиться, и оценивающе посмотрел на Самойлова.
— Артём Алексеич, а припишите его к моей группе. Мне нужны инициативные.
— Делай что хочешь, Пономарёв, — отмахнулся полковник. — Жаждет под пули — пусть идёт.
Ближайшие ОРМ объявили через два дня в Хасавюрте — зоне ответственности их военной части. Штурмовали дом. До этого дня взрыв на блокпосте был самым серьёзным столкновением Самойлова с боевиками. В отряде Пономарёва оно не стоило ничего. К концу штурма стены дома испещряли пулевые отверстия, стёкла выбило и разбросало мелкими осколками, повсюду витал густой чёрный дым. Воняло порохом, гарью сожжённого дерева и тлеющей пластмассой. Боевиков было трое, и двух из них нейтрализовали при перестрелке. Грязные тела в спортивных обносках валялись на почерневшем полу, приняв неестественные для человека позы. У одного заплелись ноги, кисть валялась в метре от хозяина, а из развороченного черепа вытекло мозговое вещество. Второго через окно снял снайпер, и тело, завалившись на стену узкого коридора, сползло по ней и прислонилось головой, искривив шею под прямым углом с туловищем. Натёкшую с обоих кровь обелила ссыпавшаяся штукатурка. Хотелось думать, что мёртвые месива лиц выражали одновременно и глупую злобу, и осознание бесполезности утраченных жизней, но на деле они были пусты, как отстреленная гильза.