Посылка из Полежаева
Шрифт:
Тишка насторожился: величанье по отчеству для него — как нож в сердце. Прошлым летом приключился с Тишкой конфуз. Отец привёз из Берёзовки три арбуза, и все три оказались такие вкуснющие, что Тишка, пока они со Славиком не доели последний ломоть, не отвалился от стола. А утром проснулся — до шеи мокрый. Мать, не подозревавшая ни о чём, сдёрнула с него одеяло, чтобы не потягивался, а вставал побыстрее завтракать, и удивлённо воскликнула:
— Тишка, да что это с тобой?
Тишка пристыжённо покраснел.
—
Но Славка-то тут как тут:
— Мамка, он врёт, он в кровати напрудил, — и наябедничал о конфузе отцу.
Отец посмеялся над Тишкиной изворотливостью — вот, мол, придумал: «вспотел», — но, когда в другой раз привёз из Берёзовки арбузы, предупредил сына стишками:
— Тихон Иваныч, снимай штаны на ночь.
А придёт день — ты их снова надень.
Славка сразу же подхватил стишки, как поговорку. Отец и сам был не рад придуманной шутке, погрозил Славке пальцем:
— Будешь дразниться — смо-о-три!
Славка смотрит… Отвернулись родители, он опять за своё…
Мать не единожды отвешивала ему за это подзатыльники, но Славку разве уймёшь.
На этот раз дальше «Тихона Иваныча» не пошло.
Славка, набычившись, стоял и смотрел на брата:
— Ну? Чего припёрся?
— Вы слышали? — без обиняков приступил к делу Тишка. — Они его будут судить.
Лицо у него было явно растерянное, голос подрагивал, и это произвело на изобретателей впечатление. Они настороженно переглянулись, и Тишка понял, что Алик со Славкой ничего до сих пор не знают.
— А у вас разве не было? — удивился он.
— Чего? Чего не было? Ты нам мозги не пудри! — первым опомнился Славка и выдернул из розетки паяльник. Олово, ртутными шариками плававшее в банке из-под гуталина, затвердело сплошным чёрным блином.
— А у нас Мария Прокопьевна проводила, — задумчиво проговорил Тишка. — Почему же у вас-то не было…
Славик вздел руки к потолку.
— Вот видишь, Альберт, какой у меня брат! — воскликнул он, почему-то назвав Алика Альбертом. — Тебе хорошо: ты в семье один. А мне-то за что такая кара?
Алик на его вопрос не ответил — и правильно сделал, потому что Славка сморозил явную чепуху: какая кара ему от Тишки — сплошная выгода. Дров Славка не носит, за водой не бегает, только и знает книжки читать. Тишка всю работу за него ведёт по дому. Славик опустил руки долу:
— Ты членораздельно можешь сказать, чего случилось?
А Тишке уже не хотелось с ними ни о чём говорить: это ж надо, они ничего не знают, изобретают радиоприёмник… А в это время в Чили происходит неизвестно что.
— Да уж ладно, — вздохнул он огорчённо и повернул к дверям.
Славку
— Пока не скажешь — не отпущу.
Тишка непонимающе посмотрел на него, повернулся к Алику: неужели и Алику неизвестно? В газетах о Корвалане пишут, по радио о нём говорят, а они и не догадываются, что с ним творится?
— Корвалана двадцать второго марта будут судить, — не выдержал Тишка. — А вы тут с радиоприёмником возитесь…
Славик вернулся к столу, скрестил на груди руки.
— Тишка, ты мал и глуп, ничего не понимаешь, а паникуешь, — сказал он строго.
— Как это я не понимаю? — удивился Тишка. — Нам Мария Прокопьевна на классном часе рассказывала…
— «Мария Прокопьевна, Мария Прокопьевна»! — передразнил Славик. — Самому надо соображать.
— Ой, Славочка, я-то соображаю, а вот ты неизвестно, о чём думаешь. Нам Мария Прокопьевна…
Славка опять воздел руки к потолку.
— Ну, видишь, Альберт, какое это сокровище? — и, обозлённый на Тишку неизвестно за что, спросил: — Ты хоть знаешь ли, Тишка, что такое чилийская хунта?
— Знаю, — не очень уверенно ответил Тихон. — Это… плохие полковники.
Славка поскрёб в затылке: Тишкин ответ его обескуражил своей неоспоримостью.
— Ну это ясное дело… плохие… А кто они?
— Гитлеровские командиры…
Славка, обернувшись к Алику и явно дожидаясь от него сочувствия и поддержки, безнадёжно всплеснул руками.
— Ну, а кто, кто они? — настаивал он непонятно на чём.
Тишка пожал плечами.
— Ага! Не знаешь, — удовлетворённо заключил Славка. — Вот тебе и «Мария Прокопьевна»… Они — фашисты. А ты даже и этого не знаешь…
Тишка запротестовал:
— Так я же и говорил… Я же первым сказал, что гитлеровские…
— Тишка, чему тебя в школе учат? — важничая, остановил его брат. — Ответ нужно давать как? Ясно и чётко…
У Алика он становился не самим собой, а подражал Алику. Того хлебом не корми, а дай показать учёность. Ну, так у него в голове и в самом деле золотые россыпи — Алика и сейчас попроси прочитать наизусть стихотворение хоть из пятого класса — нигде не собьётся.
Алик, столь долго молчавший, всё же встал на Славкину сторону.
— Да, Тихон, — подтвердил он Славкину правоту. — За такой ответ тебе Петя-Трёшник и тройки бы не поставил.
— Ну, Петя-Трёшник… — не нашёлся, чем возразить ему Тишка.
Петра Ефимовича оттого и прозвали Трёшником, что он никаких оценок, кроме троек, не знает. Уж, говорит, ученик из кожи вон лезет, на явную пятёрку жмёт, а Пётр Ефимович ему р-раз — тройку в журнал вкатил… Иногда с плюсом спереди, иногда с минусом сзади, а то и с «вожжами» (с двумя минусами). Троек он не жалеет…