Посылка

Матесон Ричард

— Еще рано, папа,— сказал он громко, и голос его чуть дрогнул.

— Тем не менее,— произнес отец.

— Но ты даже ничего не съел.

— Никогда не завтракаю плотно,— начал он.— Только желудок пере...

Лэс не стал слушать остальное, слова о выработанной за всю жизнь привычке, о том, что это плохо для пищеварения, и все прочее, что обычно говорил отец. Он ощущал, как волны беспощадного ужаса захлестывают его, ему хотелось вскочить и обнять старика, сказать, чтобы он не думал о тесте, потому что тест ничего не значит,

потому что они любят его, они всегда будут заботиться о нем.

Но он не мог. Он сидел, окаменев, и с болезненным испугом смотрел на отца. Он не смог даже ничего ответить, когда отец развернулся в дверях кухни и произнес голосом спокойным и бесстрастным, для чего старику пришлось напрячь все остававшиеся силы:

— Увидимся вечером, Лэсли.

Дверь закрылась, и сквозняк, пробежавший по щеке Лэса, заставил похолодеть сердце.

Внезапно он с болезненным стоном сорвался с места и пробежал через кухню. Выскочив из дверей кухни, он увидел, что отец уже выходит из дома.

— Папа!

Том остановился и удивленно обернулся, Лэс прошел через столовую, заметив, что невольно считает шаги: раз, два, три, четыре, пять.

Он остановился перед отцом и выдавил из себя неуверенную улыбку.

— Удачи тебе, папа,— сказал он.— Увидимся... увидимся сегодня вечером.— Он еще хотел сказать: «Я буду молиться за тебя»,— но не смог.

Отец кивнул, всего раз, вежливый кивок джентльмена, выражающего признательность другому джентльмену.

— Спасибо,— сказал отец и развернулся.

Когда дверь закрылась, Лэс вдруг подумал, что она стала непроницаемой стеной, которую его отцу уже никогда не преодолеть.

Из окна Лэс видел, как старик медленно идет по дорожке, сворачивает на тротуар. Он наблюдал, как отец пошел по улице, как он распрямил спину, расправил костлявые плечи и зашагал, прямой и целеустремленный, в серое утро.

Сначала Лэсу показалось, что пошел дождь. Но потом он понял, что дрожащая влага повисла вовсе не на оконном стекле.

Он не смог пойти на работу. Он позвонил и сказал, что болен. Терри отвезла мальчиков в школу, а потом они вместе позавтракали, Лэс помог ей убрать со стола и засунул посуду в посудомоечную машину. Терри ничего не сказала по поводу того, что он остался дома. Она вела себя так, словно это обычное дело.

Он провел утро и день, провозившись в мастерской, он принимался за сотню разных дел и тут же терял к ним интерес.

Около пяти Лэс вернулся в кухню и выпил банку пива, пока Терри готовила ужин. Он ничего ей не говорил. Он все время метался по гостиной, останавливался посмотреть в окно на затянутое тучами небо и снова срывался с места.

— Интересно, где он,— наконец произнес Лэс, снова оказавшись на кухне.

— Он вернется,— ответила Терри, и Лэс на миг застыл, решив, что уловил в ее голосе раздражение. Но быстро расслабился, поняв, что это всего лишь плод его фантазии.

Когда

он принял душ и переоделся, было без двадцати шесть. Наигравшиеся мальчики вернулись домой, после чего все сели ужинать. Лэс увидел, что Терри поставила прибор для отца, и подумал, что она сделала это ради него.

Он не мог есть. Он нареза'л мясо на все более мелкие кусочки и намазывал масло на печеную картофелину, не пробуя ничего.

— Что? — переспросил он, когда с ним заговорил Джим.

— Пап, если дедушка не пройдет тест, ему дадут месяц, да?

Мышцы живота напряглись, когда Лэс поднял глаза на старшего сына. «Дадут месяц, да?» — последняя часть вопроса не умолкала в голове.

— О чем это ты говоришь? — спросил он.

— В учебнике по основам гражданского права написано, что старикам дается месяц на дожитие, если они не проходят тест. Это так?

— А вот и нет,— вмешался Томми.— Бабушка Гарри Сенкера получила письмо всего через две недели.

— Откуда ты знаешь? — спросил Джим девятилетнего брата.— Ты видел это письмо?

— Перестаньте,— сказал Лэс.

— А мне и не надо его видеть! — продолжал спорить Томми.— Гарри мне сказал, что...

— Перестаньте!

Оба мальчика вдруг посмотрели на его побелевшее лицо.

— Больше мы не будем об этом говорить,— сказал Лэс.

— Но что...

— Джимми,— предостерегающим тоном произнесла Терри.

Джимми посмотрел на мать и через миг вернулся к еде, и все они продолжили ужинать в молчании.

Смерть дедушки для них ничего не значит, горько думал Лэс, вообще ничего. Он проглотил комок в горле и попытался расслабить напряженные мышцы. «Ну да, а с чего бы она для них что-то значила? — сказал он себе.— Пока что им рано беспокоиться. К чему тревожить их раньше времени? Уже скоро они все поймут сами».

Когда в десять минут седьмого открылась и закрылась входная дверь, Лэс вскочил так поспешно, что опрокинул пустой стакан.

— Лэс, не надо,— сказала вдруг Терри, и он тотчас понял, что она права. Отцу не понравится, если он выскочит из кухни, засыпая его вопросами.

Он шлепнулся обратно на стул, глядя на свой почти не тронутый ужин, сердце в груди трепыхалось. Взявшись негнущимися пальцами за вилку, он услышал, как старик проходит по ковру в столовой и начинает подниматься наверх. Он посмотрел на Терри, ее горло дернулось.

Он не мог есть. Он сидел, тяжело дыша, и ковырялся в еде вилкой. Услышал, как наверху открылась дверь отцовской спальни.

И, когда Терри ставила на стол пирог, Лэс спешно извинился и встал.

Он был у подножия лестницы, когда дверь кухни резко распахнулась.

— Лэс,— услышал он ее встревоженный голос.

Он стоял молча, дожидаясь, когда она подойдет сама.

— Не лучше ли нам оставить его в покое? — спросила она.

— Но, милая, я...

— Лэс, если бы он сдал тест, он зашел бы на кухню и сказал нам.