Потанцуй со мной
Шрифт:
— Куда мы едем? — наконец спросил он.
— Ты ведь никогда не шлепал босиком по лужам. Скоро попробуешь.
— Я вовсе этого не хочу, — начал было протестовать он, скорее из упрямства. Как только они оказались за воротами дворца, что-то открылось в его душе. Кернан был готов к любому развитию событий.
— Не важно, зато Энди хочет. Он любит веселиться.
— Нашего Энди не назовешь чопорным или скованным, не так ли?
— Точно! — сказала она с энтузиазмом учителя, помогающего ребенку решить трудную задачку. — Вспомни
— Никогда не слышал.
— Классический романтический фильм, где герои заново обретают себя через танец. Надо бы включить его в твое домашнее задание.
— Энди не любит домашних заданий.
— Это правда.
— Он не прочь похулиганить. В школе он подмигивает учительнице, отчего та заливается краской.
— Ого, — сказала Мередит.
— Еще он любит свой мотоцикл и черную кожаную косуху. Превышает скорость и нарушает правила.
— Ай-ай.
— Любит громкую музыку, прокуренный бар, девочек в коротких юбочках, которые вертят задом, когда танцуют. Плещется в городском фонтане в жаркий день и не встает при исполнении государственного гимна.
— Таков наш Энди.
— Он плавает в море нагишом при свете луны.
Ему показалось, что Мередит слегка задохнулась, прежде чем сказала:
— Я создала монстра.
— Говорят, женщины любят плохих мальчиков.
Что-то в ее лице дрогнуло, она нахмурилась. Кернан с удивлением понял, что не знает о ней почти ничего, хотя, казалось, видел ее насквозь.
— У тебя есть друг?
Как он не догадался спросить раньше? На пальце у нее не было кольца, поэтому он подумал, что она одинока. Почему он сделал такой вывод? Почему теперь он, затаив дыхание, ждал ответа?
— У меня никого нет.
Руки на руле напряглись.
— Удивительно, — сказал он, вздохнув со странным облегчением, и тут же придумал объяснение.
Не то чтобы после личной драмы его волновала сердечная жизнь Мередит. Просто он не хотел, чтобы она связалась с плохим мальчиком.
Она секунду колебалась, не отрывая глаз от дороги.
— Я забеременела в шестнадцать лет. Отец ребенка бросил меня, избавив от романтических иллюзий.
Кернан услышал в голосе тоску и еще что-то. Невыносимую боль. Вмиг он забыл о своем разбитом сердце.
— А ребенок? — спросил он тихо.
Что-то подсказало ему: она не сделала бы аборт. Никогда.
Чего бы это ей ни стоило, она не предаст своей любви. Кернан понял это сразу, когда впервые наблюдал ее танец, в котором было столько силы и безудержной страсти.
Он взглянул на ее лицо. Она пыталась что-то скрыть от него. С удивившей его интуицией он понял, что в этом причина глубокой печали, которую он часто замечал в глубине ее глаз.
Кернан снова затаил дыхание. Ему необходимо было знать, что она доверяет ему так же, как он теперь доверял ей.
— Родилась девочка, — прошептала она. — Может быть, я совершила глупость. Мы с мамой работали день и ночь, чтобы
Кернан почувствовал, как мороз пробежал по коже.
— В тот день я попросила маму забрать малышку из детского сада. На переходе их сбила машина угонщика, уходившего от полицейских. Моя девочка не прожила на свете и года.
Голос женщины срывался от боли, плечи дрожали, глаза были прикованы к дороге.
Ему хотелось крикнуть, чтобы она остановилась. Кернан испытывал непреодолимое желание прижать Мередит к себе, приласкать, успокоить. Однако что-то в ее лице удержало его от порыва.
— Ужасно, — сказал он, понимая, что бессилен помочь ей, и страдая от этого.
Она тряхнула плечами и гордо выпрямилась.
— Это случилось уже давно. — Вымученная улыбка появилась на губах. — Сегодня мы будем просто Молли и Энди.
Учитывая ее возраст, трагедия не могла случиться давно.
Однако Мередит доверила ему частицу себя. Ее доверие было драгоценным и хрупким. Неловкое слово могло все разрушить, но Кернан не мог промолчать. Внутренний голос твердил: «Спроси ее».
— Скажи мне их имена — дочки и мамы. Пожалуйста!
Он говорил очень тихо.
— Карли, — прошептала она. — Дочку звали Карли, а маму Милисент. Для всех она была Милли.
— Карли, — повторил он, пробуя имя на вкус. — Милли.
Кернан кивнул, понимая, что не должен больше ничего говорить, но нужно хранить оба имени как залог доверия между ним и Мередит.
Искреннее сострадание, с которым Кернан повторил имена ее любимых, принесло Мередит неожиданное чувство успокоения. За последние дни она узнала принца со стороны, позволяющей легко забыть, что рядом с ней самый влиятельный человек страны. Однако она вновь почувствовала его властную ауру, когда услышала, как он произнес «Карли» и «Милли» — как благословение! Она сдержала готовые пролиться слезы.
Мередит ожидала, что нахлынет сожаление, — открывшись, она вновь стала слишком уязвимой. Вместо этого она испытала облегчение, как будто поделила с Кернаном часть тяжкого груза, который до сих пор несла в одиночку.
Она постаралась разобраться, что заставило ее рассказать принцу о Карли и матери. Вполне хватило бы сообщения о том, что она одинока. Был ли это ответ на доверие, которого она требовала от него, или уверенность, что он правильно поймет ее?
В любом случае сейчас перед ней стояла другая задача — заставить принца сойти с пьедестала, если она хочет научить его свободно двигаться в танце.
Сегодня Кернан — не принц, не самый богатый, влиятельный, могущественный человек Чатема, а Энди. Мередит — не женщина, пережившая невыносимую трагедию, а Молли. Они — двое дворцовых служащих, решивших весело провести время.