Потапов, «двойка»!

Крюкова Тамара Шамильевна

— А я захвачу свечи. У нас с Нового года остались, — пообещал Лёха.

Женька обернулся к Петухову:

— Петух, всё-таки ты в ауте. Или думаешь на халяву к литературе приобщиться?

Петухов наморщил лоб в попытке придумать, какую лепту может внести в общее дело, и просиял:

— Я зефир принесу. В шоколаде.

— А я вафельный торт, — подхватила Синицына.

Мероприятие приобретало масштабность. Будучи сладкоежкой, Майка подумала, что иногда от Москвичёва тоже есть прок.

Встречу назначили на пять. Время

было удобным со всех сторон. Во-первых, зимой темнеет рано и в пять на дворе уже почти ночь. А во-вторых, до семи квартира оставалась в полном распоряжении медиумов: родители были на работе, а младший братишка в детском саду.

На спиритический сеанс все явились без опозданий, как на дискотеку.

У Женьки под мышкой торчал рулон бумаги, Лёха, как и обещал, принёс три свечи, Ленка — торт, а Петухов явился, как на праздник: в новом свитере и с коробкой зефира.

Под командованием Майки ребята занялись приготовлениями. Рисовать поле досталось Синицыной, как обладательнице самого красивого почерка. На листе ватмана Ленка старательно вывела по кругу алфавит: от А до Я. Осталось дописать внизу два коротких слова: «да» и «нет», а наверху — цифры от ноля до десяти.

Майка достала фарфоровое блюдце и на донышке чёрным фломастером нарисовала стрелку.

Петухов с Москвичёвым расставили стулья, а Лёха зажёг свечи.

В комнате установилась такая таинственная атмосфера, что даже мальчишки, которые скептически относились к гаданию, готовы были поверить в существование потусторонних сил.

Пока Ленка заканчивала писанину, Майка делилась рассказами, которые слышала от двоюродной сестры.

— …А один раз он явился жуть какой сердитый и начал ругаться.

— Натурально? Вот это да! — В голосе Женьки послышался неподдельный интерес.

Ему всё больше нравилась идея вызова духа. Было бы занятно послушать, как ругается великий поэт, ведь каждому известно, что словарный запас у него был богатый, не в пример нынешнему поколению.

Наконец всё было готово. Поле с буквами расстелили на столе, на него положили перевернутое кверху донышком блюдечко и уселись вокруг. Майка, как самый главный знаток спиритизма, поучала:

— Руки положите на блюдечко, пальцами прикоснитесь. Но не давите, а то блюдце ходить не будет.

— Как это «ходить»? У него что, ноги вырастут? — засмеялся Петухов.

Тихо, — одёрнула его Майка и сделала торжественное лицо, дав понять, что шутки закончились.

— Вызываю дух Пушкина, — загробным голосом произнесла она.

Как и следовало ожидать, ничего не произошло. Неудача Майку не обескуражила. Она повторила:

— Вызываю дух Пушкина. Дух, выходи.

Прождали ещё минуту. Ничего.

— Ну и где же твой зомби? — спросил Петухов.

— Вот ещё раз назовёшь его зомби, он рассердится

и вообще не покажется!

— Я чё-то не понял. Ты ведь говорила, если он рассердится, то ругаться начнёт, — напомнил Женька, которого сильно интересовал вопрос расширения словарного запаса.

Столь несерьёзное отношение к сеансу было вопиющим. Майка в сердцах воскликнула:

— Мне вообще не надо было вам ничего рассказывать! Вы всё только портите!

— Вот именно, — поддержала подругу Ленка. — Неужели нельзя хоть немного помолчать? Не интересно, так не надо было приходить.

Гнев девчонок охладил шутников. Мальчишки притихли. Синицына была права. Уж если собрались, надо дать Майке покуролесить, а потом с чувством выполненного долга идти пить чай со сладостями.

Сосредоточившись, Майка снова обратилась к духу с просьбой снизойти.

Судя по всему Александра Сергеевича не слишком вдохновляло общение с лоботрясами из шестого «Б».

Несдержанный Петухов уже хотел было предложить всем переместиться на кухню, как вдруг блюдце дрогнуло, плавно заскользило по ватману и остановилось. Стрелка указывала на слово «да».

Майка победоносно посмотрела на одноклассников.

— Ты согласен отвечать на наши вопросы? — торжественно спросила она.

Блюдце сделало небольшой кружок и снова вернулось на прежнее место.

— Ни фига себе! — воскликнул Петухов.

Майка метнула на него сердитый взгляд и шёпотом предложила:

— Задавайте вопросы.

Ленку интересовало, как к ней относится Завьялов из десятого «А», но она ещё не сошла с ума, чтобы спрашивать об этом при мальчишках, поэтому скромно поинтересовалась:

— Что у меня будет в четверти по русскому?

Стрелка остановилась на цифре «5».

— Ура! — обрадовалась Синицына.

— А как вы относитесь к непечатной лексике? — спросил Женька, пытаясь направить разговор в интересующее его русло.

Блюдце понеслось по бумаге, каждый раз ненадолго останавливаясь. Буквы сложились в слова: «стыдно при дамах».

Дамы с превосходством воззрились на Женьку.

— Получил? — злорадно прищурилась Майка.

— С воспитанием у Москвичёва всегда были проблемы, — съязвила Ленка.

Но больше всех ликовал Петухов:

— Что, Москвич, лихо тебя Пушкин уел!

Женька хотел ответить колкостью, но его опередил Лёха:

— По-моему, блюдце кто-то двигает.

— Ничего подобного! — воскликнула Майка, уязвлённая его подозрением. — Кто его может двигать?

— Да кто угодно, — пожал плечами Потапов.

— Кроме твоего закадычного дружка, больше некому, — сказала Синицына и выразительно посмотрела на Женьку.

— Да я вообще ничего не делаю! Или, по-вашему, я сам себе ответил? — возмутился Женька.