Потемкин

Елисеева Ольга Игоревна

Отъезд

Между тем военные действия на Юге продолжались весьма успешно. 2 июля курьер привез в Петербург известия о том, что войска генерала И. В. Гудовича взяли штурмом Анапу, 11 июля в столице узнали о победе Н. В. Репнина в сражении при Мачине 28 июня. Была разбита 60-тысячная турецкая армия, предводительствуемая визирем.

11 же июля послы Великобритании и Пруссии подписали ноту, в которой признавали русские условия заключения мира с Турцией: уступка Очакова и земель по Днестру. Потемкин дал знать об этом императрице в Царское Село. В ответ она послала ему 12 июля две радостные записки: «В один день, мой друг, два праздника, да сверх того еще чудесные дела: принятие наших кондиций союзниками» [1782] . «Бога молю, чтоб мир последовал скорее за сим» [1783] . 13 июля Екатерина ездила на молебствие в Казанский собор [1784] . Два праздника

в один день, о которых она говорит, — победа при Мачине и взятие русскими войсками Суджук-Кале.

1782

РГАДА. Ф. 5. № 85. Ч. I. Л. 430.

1783

Там же. Л. 432.

1784

КФЦЖ 1791 года. СПб., 1890. С. 469–476.

Теперь оставалось лишь уточнение деталей с Фалькне-ром, но и оно требовало времени, ибо для России вопрос о сроке перемирия с Турцией перед подписанием окончательного договора был, как увидим ниже, крайне важен. Существует версия о том, что императрица тяготилась присутствием Потемкина в Петербурге, однако никто не решался объявить ему волю Екатерины: ехать в армию. Тогда государыня якобы сама направилась к светлейшему князю, который, вопреки всеобщему ожиданию, кротко выслушал ее повеление и тут же отбыл в Молдавию [1785] . В реальности все выглядело иначе. Потемкин закончил переговоры с Фалькнером, 20 июля состоялась отпускная аудиенция английского дипломата, а 24-го ранним утром светлейший князь покинул Царское Село [1786] . В дневнике Храповицкого эти даты стоят рядом, как бы подчеркивая свою взаимосвязь [1787] .

1785

Семевский М. И. Князь Платон Александрович Зубов. С. 48.

1786

КФЦЖ 1791 года. СПб., 1890. С. 506.

1787

Храповицкий А. В. Памятные записки… С. 245.

Потемкин поскакал по своему обыкновению очень быстро: 27 июля он был в Могилеве, 1 августа в Кременчуге, а 6-го в Яссах. Уже после смерти князя возникла версия, будто Григорий Александрович поспешил в армию, желая перехватить у Репнина лавры миротворца. Державин утверждал, что известие о подписании Репниным прелиминарных пунктов к мирному договору, якобы заставшее Потемкина в Петербурге, «его совсем убило» [1788] . Неосведомленность поэта выразилась даже в том, что он назвал обычные прелиминары «мирным договором». Но для нас важно не это существенное уточнение, а тот факт, что Потемкин узнал о подписании предварительных пунктов 1 августа [1789] , уже будучи в дороге, следовательно, его отъезд из столицы никак ими не мотивировался.

1788

Державин Г. Р. Избранная проза. С. 132.

1789

РГАДА. Ф. 1. № 43. Л. 96–97.

Письмо Потемкина 1 августа из Кременчуга показывает, что Репнин сообщал светлейшему о ходе предварительных переговоров и получал от него инструкции. «Из донесений князя Репнина изволите увидеть, что визирь отозвался, хотя и с глупою гордостью, но уже мне известно по другому донесению, что переговоры о прелиминарах берут хорошее начало… — писал Потемкин. — Я перед собой послал курьера к Репнину, чтоб объявил он туркам, что им в занимании Валахии препятствовать буду, ежели с нами не кончат» [1790] .

1790

Там же. Л. 93.

Как видим, ничего тайного, как принято считать, в переговорах Репнина с турками для Потемкина не было. Более того, уезжая в столицу в феврале, князь сам оставил заместителю примерные пункты на случай открытия переговоров. Теперь Репнин действовал по ним. 4 августа Григорий Александрович с большой радостью писал: «Матушка родная, всемилостивейшая государыня! Слава Богу, прелиминары, предписанные при отъезде моем, утверждены. Я 7-го числа буду в Галаце и постараюсь кончить все скорей положенного сроку».

Итак, согласно уверениям Репнина, он действовал в соответствии со старыми инструкциями князя. Однако был один вопрос, крайне беспокоивший Потемкина. Во время подписания пунктов русский флот находился в море и ничего не знал о перемирии, так же как и турецкий. Репнину следовало дождаться возвращения Ушакова, прежде чем скреплять предварительный договор подписью, но он этого не сделал. Потемкин еще 1 августа, узнав об успешном развитии диалога с турецкой стороной, направил Ушакову ордер, приказывая задержать отплытие во избежание лишнего кровопролитного сражения, но гонец опоздал. «Флот до получения

моего ордера паки вышел к Румелин Гирей, — писал князь 4 августа. — Я отправил судно „Березень“ с двумя турками объявить постановленное перемирье и желал бы, чтоб скорей достигли которого ни есть флота» [1791] .

1791

Там же. Л. 97.

Кроме того, выяснилось, что Репнин, поспешив подписать прелиминары, оказал России медвежью услугу. Он не знал, о чем в Петербурге договорились с англичанами и пруссаками, и согласился на худшие условия. Договор был заключен им в Галаце 31 июля, а донесение о начале переговоров Потемкин получил лишь 1 августа, так что ни одно уведомление князя о результатах консультаций с иностранными министрами не дошло до Репнина к сроку.

Сам факт подписания предварительного договора воодушевил Екатерину, но она не была довольна «негоциацией» Репнина. «Обрадовал ты меня нечаянно прелиминарными пунктами о мире, — писала императрица 12 августа. — Осьмимесячный срок перемирия долог; пожалуй, постарайся кончить скорее, тем паче, что и дворам сказано, и они согласились, если в четыре месяца турки не кончат, тогда их покинут, а нам вольно уже и повысить кондиции… Репнин не знал условия со дворами, туркам помогающими. Другое, дворам сказано, что крепости строить всякому на своей земле есть право всякого государя; итак, постарайся, пожалуй, сие одержать и по трактату: оно же и артикул Кайнарджийского миру, который же турки возстановленным признали» [1792] .

1792

Там же. Ф. 5. № 85. Ч. II. Л. 296–297.

Неожиданная уступчивость Репнина усложнила переговоры по окончательному тексту мирного трактата. В своем письме Екатерина указывала Потемкину на те просчеты подчиненного, которые князь должен был исправить. После смерти светлейшего эту работу завершал Безбородко и был крайне недоволен прелиминарными пунктами. «Князь Репнин или по слабости своей, а более еще по незнанию прямых высочайших намерений, — писал Александр Андреевич, — столь странно вел сию негоциацию, что дал им (туркам. — О. Е.) во всяком пункте чего-нибудь для себя требовать» [1793] . Что касается действий Потемкина, то ему, по мнению опытного дипломата, несмотря на смертельную болезнь, удалось многое поправить. «На попытку турок говорить, что визирь будто бы в великой опасности и что султан его поступки не опробовал, князь им дал окрик, сказав, что в их воле разорвать положение, но с той минуты уже кондиции нет. После прислал визирь другого чиновника» [1794] . Переговоры продолжались в нужном для России русле.

1793

Сб. РИО. 1881. Т. 29. С. 143–144.

1794

Там же. С. 122.

Создается впечатление, что Репнин специально спешил подписать предварительный мирный договор до приезда Потемкина, чем диктовались его уступчивость и равнодушие к судьбе флота. Николай Васильевич был опытным дипломатом и прекрасно понимал, какую возможность для укрепления партии наследника престола, а также для его собственной карьеры предоставляет звание миротворца. Стоило ему подождать один день, и он получил бы на переговорах неотразимый козырь. 31 июля эскадра Ушакова настигла турецкий флот у мыса Калиакри, где неприятель укрылся под защитой береговых батарей. Ушаков сумел отрезать турок от берега и атаковал, победа была полной. Остатки некогда могущественного флота Порты пришли в Константинополь, где при виде разбитых кораблей началась паника и разнесся слух, что грозный Ушак-паша идет к турецкой столице [1795] .

1795

Бумаги. С. 247–252.

После подписания предварительных условий русская сторона уже не могла воспользоваться на переговорах победой Ушакова для подкрепления своих требований. Энгельгардт рассказывал о подписании прелиминаров: «Светлейший князь приехал после сего через три дня, и очень ему было досадно, что князь Репнин поспешил заключить мир; он выговаривал ему при многих, сказав: „Вам должно было бы узнать, в каком положении наш Черноморский флот, и о экспедиции генерала Гудовича; дождавшись донесений их и узнав от оных, что вице-адмирал Ушаков разбил неприятельский флот и что его выстрелы были слышны в самом Константинополе, а генерал Гудович взял Анапу, тогда бы вы смогли сделать несравненно выгоднейшие условия“. Это действительно было справедливо. Хотя князь Репнин слыл за государственного человека и любящего свое отечество, но в сем случае предпочел личное свое любочестие пользе государственной, не имев иной побудительной причины поспешить заключить мир, кроме того, чтоб его окончить до приезда светлейшего князя» [1796] .

1796

Энгелъгардт Л. Н Записки. С. 281.