Потемкин
Шрифт:
Теперь Орлов уже отошел в мир иной, а Дашкова после долгих лет странствий возвратилась на родину; ее сыну было двадцать три года.
Трудно отделаться от впечатления, что Дашкова, хотя и относилась к фаворитам с плохо скрываемым презрением, не без труда поборола честолюбивое стремление сделать любимцем императрицы своего сына.
Княгиня посетила Потемкина и была с ним необычайно любезна. Тот, вероятно, обнадежил ее и лукаво подал ей основания верить, что ее семье будет оказана великая честь. Потемкин по-прежнему умел смешить Екатерину, изображая манеры разных придворных, но передразнивание Дашковой было его коронным номером, и Екатерина часто просила его повторить. Любопытно представить себе, как после этой встречи князь отправился в покои императрицы и в лицах воспроизвел разговор с Дашковой, а Екатерина смеялась до слез.
Дашкова, уже праздновавшая возвращение благорасположения царицы, писала в «Записках», что Потемкин однажды прислал своего племянника Самойлова «спросить, дома ли князь Дашков». Молодого человека дома не случилось, и Самойлов оставил записку, что Потемкин желает видеть его у себя как можно скорее. Княгиня, писавшая свои мемуары много лет спустя, утверждала, что на предложенное ее сыну Потемкиным презренное место фаворита ответила Самойлову: «Я слишком люблю императрицу, чтобы препятствовать тому, что может доставить ей удовольствие, но из уважения к себе самой не стану принимать участие в подобных переговорах». Если ее сын действительно сделается фаворитом, заключила она, она воспользуется его влиянием «только один раз, а именно, чтобы добиться отпуска на несколько лет и разрешения уехать за границу». [598]
598
Там же. С. 159.
Этот сомнительный анекдот породил миф о том, что Потемкин присылал Екатерине молодых людей в послеобеденный «час любви». Поскольку Дашков состоял адъютантом Потемкина, в срочных вызовах к князю не было ничего подозрительного. Гораздо более правдоподобно, что Потемкин просто подшутил над княгиней и ее ответ соответствующим образом был преподнесен Екатерине.
Вскоре светлейший князь устроил большой праздник в Аничковом дворце. В этой огромной резиденции на углу Невского проспекта и Фонтанки он никогда не жил, но держал в нем свою библиотеку и давал балы. {73}
Гости, в масках и домино, прибывали весь вечер. В огромной овальной галерее на богато украшенной пирамиде разместился оркестр; на самом верху пирамиды стоял «литаврщик-арап в богатой одежде». Более 100 музыкантов под управлением Россети исполняли Инструментальную и роговую музыку и сопровождали хор. Часть залы отгораживал занавес. В кадрили князь Дашков танцевал с молоденькой княжной Екатериной Барятинской — красавицей, впервые выехавшей в свет (позднее Барятинская станет одной из любовниц Потемкина).
Когда вместе с великим князем Павлом Петровичем прибыла императрица, все старались понять, обратит ли она свое внимание на кого-нибудь из трех молодых людей. Лев Энгельгардт, оставивший описание этого вечера, заметил в толпе Ермолова. Потемкин приказал своей свите явиться в мундирах легкой конницы — а Ермолов приехал в драгунском. Энгельгардт бросился к нему, советуя немедленно ехать домой и переодеться. «Не беспокойтесь, — спокойно ответил ему Ермолов. — Однако ж не менее я вам благодарен за ваше ко мне доброе расположение». Энгельгардта поразила такая самоуверенность. [599]
599
Энгельгардт 1997. С. 50.
Дашкова тем временем не отходила от светлейшего, они вместе любовались атлетической фигурой ее сына — но затем княгиня разрушила свои шансы, то ли высказав предположение, что ее сын уже избран, то ли попросив князя обратить внимание на какого-то ее родственника. Потемкин громко отверг ее притязания. «Место занято, — сказал он. — На него только что заступил поручик Ермолов».
Потемкин отошел от опешившей Дашковой, взял Ермолова под руку, прошелся с ним по зале, «чего он и самых знатных бояр не удостаивал», а затем подвел молодого человека к столу, где императрица играла в вист, и оставил его там, в четырех шагах за ее креслом, впереди высших сановников. В эту минуту все, и даже Дашкова, поняли, что императрица выбрала нового фаворита. Поднялся занавес, открылось великолепное угощение.
На следующее утро, через одиннадцать месяцев после смерти Ланского, Ермолов вселился в апартаменты фаворита в Зимнем дворце и был назначен генерал-адъютантом императрицы. Высокий, светловолосый, с красивыми миндалевидными глазами и чуть приплюснутым носом — Потемкин прозвал его «белым негром», — 23-летний Ермолов не обладал, однако, ни манерами, ни тонкой красотой Ланского. «Он славный парень, — писал Кобенцль, — хотя несколько простоват». Вскоре он получил чин генерал-майора и орден Белого орла. Вероятно, Потемкин почувствовал облегчение, когда после года траура Екатерина наконец назначила себе избранника. Хотя некоторые историки настаивали на том, что Потемкин ревновал императрицу к каждому фавориту, более проницательные наблюдатели понимали, что на самом деле князь доволен, что Ермолов не даст императрице «впасть в меланхолию» и будет поддерживать ее «природную веселость». [600]
600
Joseph II — Cobenzl. Vol. 2. Р. 37 (Кобенцль Иосифу II 14 мая 1785).
Восхождение Ермолова упрочило положение Потемкина. Когда через несколько дней князь заболел, Екатерина «навестила его, заставила принимать лекарство и бесконечно хлопотала о его здоровье». [601]
Волнения при дворе улеглись. Положение Потемкина осталось прежним. Он мог возвращаться к управлению своими губерниями и армиями.
В середине 1780-х годов двор Екатерины достиг расцвета своего великолепия. «Величественность сочеталась здесь с большим вкусом и очарованием двора французского, — писал граф де Дама, — а азиатская роскошь еще более подчеркивала пышность церемоний». Екатерина, как и Потемкин, любила устраивать маскарады, праздники и балы: императрице нравились переодевания. «Мне только что пришла в голову прекрасна мысль, — писала она еще в начале царствования. — Мы должны устроить в Эрмитаже бал [...] чтобы дамы явились в легких платьях, без фижм и высоких причесок [...] Французские актеры поставят лотки и станут продавать в кредит женские наряды мужчинам, а мужские дамам...» Екатерина знала, как идет ей мужской костюм. [602]
601
Там же.
602
Damas 1912. Р. 97; Сб. РИО. Т. 42. С. 123 (Екатерина II, ноябрь 1790).
В 1780-е годы на придворных балах самодержица всея Руси являлась «одетой в платье с юбкой из ярко-красной парчи, с длинными белыми рукавами [...] и восседала в большом кресле, покрытом пурпурным бархатом», в окружении стоящих придворных. Платья на древнерусский манер скрывали ее полноту и одновременно были гораздо удобнее, чем корсеты и фижмы. Ей подражали княгиня Дашкова и графиня Браницкая, однако баронесса Димсдейл отмечала, что другие дамы «носят платья по французской моде», хотя, по мнению леди Крейвен, «французский газ и цветы нимало не шли русским красавицам». [603]
603
Dimsdale. 27 сен. ст. ст. 1781; Anspach. 18 фев. 1786.
Зимой двор размещался в Петербурге, в Зимнем и Летнем дворцах. Еженедельная программа повторялась — по воскресеньям большие собрания в Эрмитаже, с присутствием дипломатического корпуса; по понедельникам — балы у великого князя и так далее. Когда Потемкин жил в столице, по четвергам он обычно проводил вечер у императрицы в Малом Эрмитаже, где она отдыхала с Ермоловым и близкими друзьями — Нарышкиным и Браницкой. Для того чтобы можно было непринужденно беседовать, слуг удаляли; за обедом гости заказывали блюда посредством записок, которые через специальное устройство опускались вниз к глухому лакею, и через некоторое время тарелки поднимались наверх.