Потерянная невинность
Шрифт:
На этот раз в ужас пришла Эбби.
— Ты не прослушал мое сообщение?
— Нет, я просто проезжал мимо…
— О боже, Рекс! Надин на кладбище. Она шла туда в одном халате…
Шериф выпрямился и посмотрел туда, куда она показывала.
— Господи! — встревоженно прошептал он. Поспешно отвернув манжету левой перчатки, он посмотрел на часы. — Восемнадцать тридцать две. В котором часу ты попала в аварию?
Эбби уже пыталась выбраться из кабины, используя высокую сухопарую фигуру Рекса в качестве рычага. Она осторожно опустилась на землю и тут же очутилась по колено в снегу.
— Часов в шесть,
— Митч? Эбби, ты назвала меня Митчем!
Она посмотрела в знакомые карие глаза, в которых зарождалось нечто похожее на гнев.
— Правда, я назвала тебя Митчем? Ну и что? Там его мать. Какая разница, Рекс? С таким же успехом я могла бы назвать тебя Фредом или Харви. Идем, нам надо ее найти. Помоги, у меня кружится голова…
— Ты останешься здесь. У тебя, похоже, сотрясение мозга…
— Заткнись, Рекс! Я замерзаю. Мне надо двигаться. Я могу показать тебе, где ее видела.
У нее в глазах потемнело, и она схватилась за Рекса.
— Да, я вижу, от тебя будет много пользы, — съязвил он.
Эбби чувствовала, что он все еще сердится.
— Надо спасти Надин! — напомнила она, дергая его за рукав куртки.
Он обхватил ее за плечи и помог выбраться из канавы. Ступая очень медленно, они направились к внедорожнику. Они то и дело поскальзывались, и лишь сила Рекса позволяла им удерживаться на ногах. Эбби твердо решила, что одного его не отпустит, потому что не верила в способность мужчин найти хоть что-нибудь. Даже если речь шла о Рексе. Даже если объектом была шестидесятитрехлетняя женщина в ярко-розовом халате на белом снегу.
— Когда я увидела ее в первый раз, она была вон там.
Эбби махнула рукой, указывая на место футах в ста от ворот кладбища.
— Скорее, скорее, скорее! — торопила она, хотя прекрасно понимала, что идти быстрее она и сама не в состоянии. — В последний раз она была не намного дальше. — При этих словах голос Эбби дрогнул. Рекс ободряюще сжал ее ладонь и поспешил вернуть руку на руль. — Она одета в яркий халат, Рекс, поэтому найти ее должно быть нетрудно. — С надеждой в голосе она добавила: — Может, она не понимает, что ей холодно? Может, она думает, что сейчас лето? Может, ей кажется, что она идет в гости к моей маме?
— Может быть, — пробормотал Рекс в ответ на эти фантазии, не пытаясь ее разубедить.
Эбби очень нравилась эта черта Рекса. Она понимала, что он реалист, но он никогда и никого ни в чем не пытался разубедить. Люди могли нести полный бред, но он лишь вежливо кивал головой и говорил: «Интересно». Разумеется, это позволяло собирать множество полезной информации, которую он затем мог использовать в каком-нибудь расследовании. В этом Рекс кардинально отличался от матери Митча, которая с легкостью могла заявить что-нибудь вроде «Что за чушь!», нимало не заботясь о чувствах собеседника. Из всех ближайших друзей родителей Эбби Надин всегда была единственной, кто ей не нравился, и единственной, кого она побаивалась. Шериф, отец Рекса, обращался с сыновьями грубовато, судья тоже умел нагнать страху на окружающих, но и тот и другой были ласковы и нежны с Эбби. С Надин все было иначе. У нее был острый язык и четкие представления о том, как должен быть устроен мир. Альцгеймер только усугубил ситуацию, обнажив
Надин и Марджи часто ссорились и, случалось, по нескольку дней не разговаривали. После отъезда Митча они не общались несколько недель. И все же всякий раз дело оканчивалось примирением, и они снова усаживались за один карточный стол. Надин была умной женщиной и обладала язвительным чувством юмора, поэтому мать Эбби предпочитала иметь ее в числе друзей. Впрочем, Налип умела быть доброй, особенно если это позволяло ей предстать перед окружающими в наиболее выгодном свете. Вот только доброта никогда не была ее естественной реакцией, ее жизненной позицией, как, например, у Марджи или Верны, матери Рекса.
— Рекс? — окликнула шерифа Эбби.
У нее все еще кружилась голова, но холод быстро приводил ее в чувство. Они ехали по кладбищу, осматривая заснеженные могилы. Захоронения в этой, ближней к дороге, части кладбища датировались девятнадцатым веком. Надгробные плиты здесь были тонкими и отполированными временем. Но дальше, на противоположной стороне холма, старинные элегантные памятники сменялись простыми современными надгробиями.
— Она может умереть, так и не увидев больше Митча, — добавила она.
— Мы все умрем, так и не увидев больше Митча, — пробормотал Рекс.
«Может, теперь она его и не узнала бы», — хотела сказать Эбби, как вдруг заметила на снегу яркое пятно.
— Смотри, Рекс! — указала она.
Скрипя шинами по снегу, он остановил внедорожник. Они поспешно выбрались наружу и, поддерживая друг друга, начали пробираться по занесенному глубоким снегом кладбищу к яркому розовому пятну между рядами покосившихся надгробий. Подойдя поближе, они увидели, что Надин Ньюкист лежит на левом боку и ее уже припорошило снегом. Еще несколько минут, и они вообще не смогли бы ее найти.
Несмотря на то что Эбби этого ожидала, зрелище все равно повергло ее в шок.
Здесь было так холодно и одиноко.
Она ощутила запах дыма, донесшийся сюда из чьей-то трубы, и на ее языке осталась его горечь. Контраст между уютом очага и ледяным холодом кладбища поразил ее своей невыразимой жестокостью.
Рекс опустился на колени, коснулся плеча Надин и осторожно перевернул ее на спину. Ее открытые глаза безжизненно смотрели на окружающий серо-белый мир. Порядка ради, а вовсе не потому, что надеялся на то, что она еще жива, он приложил ухо к ее груди, положил пальцы на ее шею и запястье, проверяя пульс. Под розовым халатом на ней была лишь тонкая ночная сорочка. Рекс покачал головой.
— Господи, да как она вообще сюда дошла? Она, наверное, уже была едва живая от холода.
Эбби стояла, засунув руки глубоко в карманы куртки, и смотрела на длинные, костлявые босые ноги старой женщины. Каштановые волосы, красить которые Надин всегда ездила в Канзас-Сити, не доверяя свою прическу местным парикмахерам, успели отрасти, обнажив седые корни.
— Ты ведь знаешь, что скажут люди? — дрожащим голосом спросила Эбби.
Рекс изумленно вскинул голову и посмотрел на ее хорошенькое личико с распухшей и покрытой запекшейся кровью левой щекой.