Потерянная пара альфы
Шрифт:
— Я помню, — произношу тихо, отступая к кровати и присаживаясь. — Помню.
— Вот и умница, — кивает, успокоившись, Винс. — Давай, не скучай. Через два дня я тебя выпущу. А сейчас для всех ты слишком слаба, больна и не можешь принимать гостей.
— Да, я понимаю.
— Прости, дорогая, но это самый лучший выход, — подойдя и погладив по лечу, направляется к двери Винс. — Тебя не должны видеть.
* * *
Оставшись одна, откидываюсь на кровати и
Да, именно с трех. Потому что в тот жуткий день, восемнадцать лет назад, когда мерзавцы из северо-восточной стаи совершили нападение на наше поселение и подожгли дом альфы, отмечался мой день рождения.
Не помню всех подробностей, в памяти остались только фрагменты: улыбающаяся мама, моё ярко-голубое платье, с длинной пышной юбкой и рюшами по подолу и довольный Кейн, старший братишка с большущим букетом ярких воздушных шаров разной формы в одной руке и огромным белым медведем в другой. А после — огонь.
Огонь.
Везде, кругом, повсюду. Куда бы я не повернулась, куда бы не побежала, плача и зовя маму, папу и Кейна.
Только дым, гарь и огонь.
Его жаркие, крупные рыже-красные языки, так и тянущиеся ко мне, желающие заключить в свои объятия и обнять до смерти, до сих пор живут в моих снах, заставляя просыпаться ночами, задыхаться, подскакивать в постели и, схватившись за горло, уговаривать трусливое сердце вернуться из пяток на своё законное место.
А все последующие годы — это жизнь взаперти. Здесь, в поселении, в нашем доме, в моей комнате.
Да и можно ли назвать это жизнью?
Не знаю. Скорее существованием в ограниченном пространстве, где всё подчинено определенному распорядку и строгим правилам: не показываться незнакомцам, общаться только с ограниченным количеством оборотней, прошедших тщательнейшую проверку, и гулять лишь под присмотром, там, где разрешат и куда никого из посторонних не пустят и на пушечный выстрел.
Я не помню, каким был папа до дня, как погибла его обожаемые супруга и сын, а дочь чудом осталась жива. Но, уверена, более открытым, счастливым и свободным.
После всё изменилось.
Нет, отец не озлобился и не замкнулся в себе. Однако, горе его подточило и очень сильно. Все эти годы он жил двумя целями: искал убийцу и оберегал меня, как хрустальную вазу, окружив попутно заботой, нежностью и лаской. Но и контролировал при этом каждый шаг, до ужаса боясь потерять.
Оттого в мои двадцать один прожитые годы кажутся и короткими, так как каждый день похож на предыдущий один в один, и очень длинными, потому что тянутся бесконечно.
А вот теперь я нахожусь в ступоре. В полной растерянности и словно в тумане. Потому что мой маяк, мой ориентир, мой папа меня покинул.
Нет, я не могу его осуждать за то, как он поступил. И я не злюсь на него даже в глубине души за то, что оставил одну. Я горжусь им.
Он — самый лучший альфа, которого любила и уважала стая. Он — прекрасный муж, все восемнадцать лет не забывающий
Он тот, кто сдержал своё слово. Нашел убийцу и покарал его. И за это я тоже его люблю и уважаю. Мой папа — человек слова. Настоящий альфа, вожак и лидер.
Жаль, что теперь ко всему этому нужно добавлять слово: был.
Убираю ладонь с глаз и жмурюсь от яркого света, который слепит и заставляет появиться слезам. Да, огонь не только обесцветил мои радужки, но и испортил зрение, что для оборотня, добавляет существенных проблем.
Дотягиваюсь до прикроватной тумбы и, прокрутив скролл, уменьшаю освещение. Полумрак меня устраивает больше.
Это для встречи с Винсом я старалась сделать всё идеально. Мой жених аккуратист и педант. Любит четкость, строгость, шик, блеск и красоту.
Его никогда нельзя застать в обычной футболке и джинсах. Кажется, он и спать ложится в своем отглаженном до безупречности костюме и начищенных до блеска ботинках. А на волосы надевает сеточку, чтобы не испортить безукоризненную прическу с выверенным до миллиметра пробором.
И нет, я сейчас не издеваюсь, описывая своего жениха. Он действительно именно такой. Любящий покрасоваться не только внешностью, но и своим положением в стае. И я к нему привыкла. Да и отец доверял.
Но… вот эта внезапная резкость в голосе, появившаяся откуда-то сегодня надменность и желание командовать, не замечаемые мною раньше, напрягают и заставляют волчицу внутри нервничать. Не скажу, что она у меня такая привередливая и капризная, скорее апатичная. И Винса воспринимает, как данность, не выражая восторга.
А вот сегодня она испугалась, так же, как и я. И даже тихонько рыкнула, приходя в негодование от такого непонятного поведения будущей пары.
— Ничего-ничего, — произношу тихонько самой себе, — мы не будем торопиться. Дождемся, когда все разойдутся, а потом спустимся вниз. Не думаю, что с папой кто-то придёт прощаться ночью. А утром я снова для всех исчезну.
Глава 2
Что безусловно радует, так это слух и нюх оборотня, которых в отличие от зрения я не лишилась. Наоборот, они у меня даже улучшились, словно компенсируя недостаток работы другого органа чувств.
Не представляю, как можно жить среди людей и двуликих, не ощущая, кто стоит перед тобой в данный момент — обычный человек или волк. С нашим же обонянием — это проблема снимается моментально.
Хотя…
Хмыкаю в голос.
Именно во мне никто никогда не распознает оборотня. Если я того сама не пожелаю. По запаху уж точно нет. Моя Серебрянка, как я ласково зову свою вторую сущность, пусть мы с ней и одно целое, словно бы спрятала не только бурую шубку, став бесцветной много лет назад, но и особенный аромат омег.