Потерянная реликвия
Шрифт:
– Почту за честь, почту за честь, - приосанился Ирраг и вместе с Западной Колдуньей первым поднялся на крыльцо.
– А вы, сударыня, не откажитесь принять мою руку, - галантно обратился Юн к Колдунье Севера, - Госпожа директор, моим спутникам тоже не помешают ужин и пристанище на ночь.
– Гостеприимство Аструмы к их услугам, - ответила Арла, спускаясь во двор, - Вас проводит Ивальдо Рун, - А я встречу Южную Колдунью и отдам распоряжения.
Колдуны поднялись на крыльцо. Итэри маленькой рукой в красной перчатке доверчиво опиралась
– Скажи мне, господин Колдун, а кто этот светловолосый эльф, который приехал с тобой?
– бросив взгляд через плечо, робко спросила Северная Колдунья, - Посмотрев на него, я почувствовала что-то странное.
– Ты сама ответила на свой вопрос, госпожа Колдунья, - пожав плечами, ответил Юн с притворной небрежностью, - Он - эльф. А посмотрев на него, ты почувствовала, что он...хм, красив. Только и всего. Я не обидел тебя?
– Нет, ты открыл мне глаза, - смущенно улыбнулась Итэри и слегка покраснела.
"Вернее я их затуманил, - мысленно усмехнулся Колдун Востока, - Теперь ты будешь думать, что эльф красив, как и все эльфы, а не о том, что ты его уже где-то видела. Девчонки! Как же легко заморочить вам голову."
Когда Юн и Итэри поднялись на крыльцо, над двором замка пронеслась быстрая тень. Повозка с пегасами красиво развернулась в воздухе и опустилась на землю посреди двора. Южная Колдунья бросила вожжи и легко спрыгнула вниз. Серебриста снежная пыль клубилась у ее ног, осыпая холодными искрами складки белой одежды.
На столе дрались два воробья - ярко-синий и оранжевый. Они отчаянно клевались, наскакивали друг на друга и разлетались яркими перьями. Перышки оседали на вышитую зеленую скатерть цветочными лепестками, потом закручивались в воздушном вихре и снова обращались в дерущихся воробьев. Нок знал, что такому способу выражать гнев и досаду Юн научился у Гвендаля. Сейчас причиной плохого настроения Восточного Колдуна был сам Гвендаль.
– О, небеса! О, облака! О, звезды!
– восклицал Восточный Колдун, расхаживая по горнице и держась при этом за лохматую голову, - О, горе мне!
Эзельгер молча наблюдал за его перемещениями, сидя в кожаном кресле. Ворот его зеленой рубашки был расстегнут, куртка висела на стуле: печь в комнате была жарко натоплена к приезду гостей. Нок обмахивался раскрытой книгой стихотворных любовных заклинаний, которую кто-то забыл на столе, и с любопытством разглядывал превращения воробьев. Евглен лежал на диване с зеленым лицом и зажмуренными глазами. После совместных с гномами возлияний на постоялом дворе у него болела голова.
– Почему?
– вскричал Колдун, остановившись посреди комнаты, - Почему я обо всем узнаю последним? Почему никто не воспринимает меня всерьез? Только и слышишь: "Юн-врун, Юн-болтун, Юн-хвастун"!
– Юн-крикун, - умоляюще промямлил Евглен с дивана, - пожалуйста, потише. Голова скоро лопнет!
– Гвендаль мог бы и сказать мне, что собирается
– Она узнала уже после того, как мы уехали с Нолавы, - осторожно возразил Нок.
– Не защищай ее!
– разгневанно заорал Юн, и воробьи на столе из оранжевого и синего стали багровыми, - Никто меня не уважает! Все всё скрывают от меня!
– Голова, Колдун!
– простонал Евглен.
– Ох, ты еще тут!
– досадливо всплеснул руками рассерженный чародей и вынул из рукава склянку зеленого стекла, - Вот. Добавь в питье, и твою голову, как рукой снимет.
– То есть как?
– Евглен испуганно подскочил на диване.
– Я не верно выразился, - поспешил исправиться Колдун, - Не голову, а головную боль. Пей.
– Нет, я уж лучше потерплю, - с опаской отказался Евглен.
– Ну, как хочешь, - отмахнулся Колдун, и склянка исчезла в широком рукаве его одежды, - Безобразие! Хамство! Свинство! Так меня опозорить да еще перед этой зазнайкой из Гантагора! Только за ужином в Аструме я и узнал, что Чародей спер гоблинскую книгу и дал деру.
– Ничего он не пёр, и никакого деру не давал, - возразил Нок, - Гвендаль не мог.
– И его не защищай!
– гневно потребовал Колдун, и воробьи окрасились в чернильный цвет, - Он так любит секреты, у него просто мания развилась на почве тайн. Сказал бы, что замышляет стянуть древнюю инкунабулу у гоблинов, разве б я ему не помог? Нет, надо обязательно секретничать!
Последнюю фразу Юн выкрикнул на такой отчаянной высокой ноте, что Эзельгер поморщился.
– Теперь и у меня голова болит, Колдун, - промолвил он, - Остынь что ли уже.
– Не остыну!
– обиженно возопил Юн, сжимая руки в кулаки, - Я узнал обо всем только сейчас. И от кого? От Арлы Кан, которая сидит здесь, в замке на горе за семью замками, света белого не видит! А я, Восточный Колдун, получается, не знаю, что в мире делается! Из меня сделали дурака!
– Так прямо и сделали, - не удержавшись, съехидничал Эзельгер.
– Не зли меня, черт... чертов эльф! В гневе я ужасен, - заявил Юн, и воробьи его ярости почернели, - Ну, почему, почему они так? Я... я уже не маленький!
И сев на соседнее с Эзельгером кресло, Восточный Колдун обхватил голову руками и горько всхлипнул.
– Теперь и моя голова заболела, - развел руками Нок, подбежал к Колдуну и заботливо погладил его по кудрявой макушке, - Ну, не реви, Юнчик! Ты же Великий Колдун Востока!
– Я не реву... Я сердит... я так сердит, - борясь с рыданиями, ответил Юн и уткнулся носом в плечо гнома.
– Охо-хо, - вздохнул Эзельгер, нехотя протянул руку и тоже погладил плачущего Колдуна по голове, - Ладно, пусть выплачется сейчас, а не опозорится завтра на Колдовском Совете.