Потерянная Россия
Шрифт:
Французские морские офицеры приняли нас очень радушно. Это было совершенно новое ощущение полного покоя. Больше не надо быть все время настороже.
«Вы, наверное, хотели бы отдохнуть, не так ли?» — спросил один из офицеров. «Нет, спасибо. Я хотел бы пойти к парикмахеру». — «Зачем?» — «Меня утомила и мне надоела моя маскировка. Я хочу быть опять самим собой». Последовал взрыв смеха. Несколько минут спустя я оказался в опытных руках, и моя длинная борода и длинные волосы валялись на полу.
На море мы провели три приятных дня. Фабрикант долгое время жил в эмиграции. Он только
Через два дня на пароход явился британский офицер и попросил нас зайти в каюту капитана. Там мы узнали, что для нашей высадки в Англии мы должны на следующее утро перейти на небольшой тральщик.
На следующее утро тральщик пришвартовался к нашему крейсеру. Он казался игрушкой, и мы гадали, как пройдет наше плавание по Ледовитому океану.
Капитан тральщика представил нас своей команде из 15 человек, которые все с любопытством смотрели на таинственных чужестранцев.
Воды Ледовитого океана кишели германскими подводными лодками: маленькое орудие было установлено на палубе для защиты судна в случае атаки. Капитан занимал единственную маленькую каюту, находившуюся под мостиком, но теперь он предложил ее мне. Он и Фабрикант устроились на баке.
Мы приятно провели время на этом маленьком суденышке и, несмотря на незнание английского языка, были в наилучших отношениях с капитаном и командой. Погода была ясная и мягкая. Нас удивляло, что Ледовитый океан мог быть так спокоен. Прозрачные осенние ночи как-то странно действовали на нас, мы не спали и проводили долгие часы на палубе, любуясь небом и океаном.
Раз после полудня Фабрикант сказал, что барометр падает. Это значит — будет буря. Действительно, буря была и бушевала 48 часов. Хотя ничего необычного не произошло, она оказала на меня какое-то успокоительное действие.
Во время бессонной полярной ночи, приблизительно за неделю до шторма, мои мысли унеслись назад к 1916 году. Тогда я возвращался на волжском пароходе в Петроград посде прочтения публичного доклада о политическом положении в стране. В Саратове я участвовал во множестве политических митингов. Был ясный, свежий осенний день. Я ходил по палубе взад и вперед, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Я забыл тогда все свои политические беспокойства и отдался тем чувствам, которые Волга всегда пробуждала во мне. В памяти встало мое счастливое детство в Симбирске. Почти неодолимо было искушение бросить все и опять пойти лазить по склонам горы Венец, на вершине которой у меня захватывало дыхание. Я был совершенно поглощен этими воспоминаниями, когда внезапно меня ударило зловещее предчувствие, что я больше никогда не увижу мою родную Волгу. С трудом я подавил тогда этот необъяснимый страх, который в то время был, казалось, совершенно необоснованным.
В бессонную ночь на палубе английского корабля я пережил те же воспоминания и опять испытал чувство зловещего страха, что никогда больше моя нога не ступит на русскую землю.
Эта мысль была невыносима.
Когда сознание моих обязанностей опять вернулось ко мне, я пренебрег бурей и стал внутренне подготовляться к встрече с представителями Англии и Франции. Я, конечно, был хорошо осведомлен об их отношении к Временному правительству и ко мне лично, но это меня нисколько не смущало. Я был делегирован той частью России, которая отказалась признать сепаратный мир с Германией. Моя задача заключалась в том, чтобы добиться немедленной военной помощи союзников для того, чтобы восстановить русский фронт и тем обеспечить России место в будущих мирных переговорах.
Мой врожденный оптимизм вернулся ко мне. Я решил, что надо приготовиться к последнему решительному бою с врагом, учитывая и нараставшую неприязнь к России со стороны западных союзников.
Через два дня буря постепенно улеглась. Мы были измучены, но настроение было отличное. Через несколько дней мы увидели вдали Оркнейские острова, одну из главных баз Британского флота, и вскоре мы вышли на берег в Турзо. Тут я впервые в моей жизни ступил на нерусскую землю. Мы переночевали в этом мирном городе, которого война, по — видимому, не коснулась. На следующий вечер мы сели в поезд, и утром 20 или 21 июня 1918 года я прибыл в Лондон.
В моей жизни началась новая полоса, которая, как я думал, должна была скоро кончиться, но которая все еще остается незаконченной.
О революции 1917 года
В конце прошлого, 1946 года в Москве вышел третий том «Сочинений И. В. Сталина», посвященный, как выражается «Правда», «подготовке Великой Октябрьской Социальной революции», т. е. пораженческой работе Ленина, Сталина и прочих, после падения монархии, во время демократической и всенародной Февральской революции.
Именно теперь, когда сознанием измученного страшной войной и замученного нестерпимым бесправием народа владеет мечта о раскрепощении, о свободе, о возможности жить по своему праву, — именно теперь «третий том» Сталина снова и снова вбивает в головы советских людей нелепые басни о Феврале.
Уже тридцать лет прошло с начала Февраля, а правда о нем все лежит под спудом казенной лжи и будет лежать, пока в России существует террористическая диктатура, созданная во имя «пролетарского интернационализма». Ибо нынешняя, ищущая свободы советская молодежь, нынешнее, истосковавшееся по земле колхозное крестьянство — не должны знать, что и Земля и Воля были уже в руках у самоправного народа в тот короткий февральский миг, который Сталиным же назван был «величайшим переломом в русской истории».