Потерянная Россия

Керенский Александр Федорович

Как же может заставить Сталин свою собственную «правящую» партию проявлять настоящую «революционную бдительность», когда со времен убийства Кирова [254] , и с каждым днем все в большей степени, партийцы уравниваются перед всевластием политической полиции в бесправии со всеми прочими советскими, всех человеческих, гражданских и политических прав лишенными, гражданами?

А во что превращает людей чекистское всевластие или, выражаясь условно, советский правопорядок — об этом в последнем номере своего «Бюллетеня оппозиции» (март 1937 г.) вовремя напомнил на основании собственного опыта Л. Троцкий. Сделаем оговорку, прежде чем передавать точное и правдивое описание

большевистской полицейско — судебной процедуры, сделанное одним из «творцов Октября». Троцкий, ныне оказавшись эмигрантом, понял — или, лучше сказать, снова вспомнил — то, что знал до «Октября», а именно он вспомнил, что «социализм немыслим без самодеятельности и расцвета человеческой личности». Он забыл, что только «сталинизм попирает и то и другое» ныне, но что тем же самым попиранием занимался он сам под водительством Ленина за все время, пока был у власти после Октября. Теперь он отлично говорит, что «страх перед критикой есть страх перед массой; бюрократия боится народа… Ее вожди вынуждены скрывать действительность, обманывать массы, маскировать себя, называть черное белым». Он лишь не может добавить, систематически обманывая народ и террором прикрываясь от истинных народных чувств к себе, сталинизм только слепо следует примеру ленинизма. Он не может сказать, что нынешние «московские процессы бесчестят» не сталинизм, «бесчестье совести», а весь тот политический режим безответственной диктатуры вооруженного меньшинства над разоруженным и ограбленным большинством, в установлении которого, выполняя больную волю Ленина, Троцкий так много потрудился.

254

Сергей Миронович Киров (наст, фам. Костриков; 1886–1934) — государственный и политический деятель СССР. С 1926 г. возглавлял Ленинградский обком ВКП(б), член Политбюро ЦК с 1930 г. Убит террористом в Смольном. Убийство Кирова было использовано Сталиным для развертывания массовых репрессий.

И, конечно, Троцкий не имеет права говорить, что «московские процессы не бесчестят старого поколения большевиков». Старые большевики — Пятаков, Зиновьев, Бухарин, сам Троцкий, хотя он никогда «старым» большевиком не был, а к ним присоседился в минуту успеха, — старые большевики все до одного приложили свою руку к прежним московским процессам (адмирала Щастного, московского центра, эсеров — смертников, шахтинцев, меньшевиков, кооператоров и т. д. без конца). И все эти процессы, которые шли и идут по всей России, ничем не отличаются от зиновьевского, пятаковского или будущего дела Ягоды.

«Процессы ГПУ имеют насквозь инквизиционный характер», — твердо и прямо заявляет Троцкий и дальше опять-таки совершенно правильно утверждает, что «вся политическая атмосфера Советского Союза проникнута духом инквизиции… Через посредство ГПУ Сталин может загнать в такую пучину беспросветного ужаса, унижения, бесчестья, когда взвалить на себя самое чудовищное преступление с перспективой неминуемой смерти или со слабым лучом надежды впереди остается единственным выходом… Не забывайте, что в тюрьме ГПУ и самоубийство оказывается нередко недостижимой роскошью». Установив, что, ввергая обвиняемого в состояние «беспросветного ужаса», большевистское правосудие, как в старину инквизиция, исторгает у обвиняемых любые показания, Троцкий почувствовал наконец ценность свободного государства и с энтузиазмом новообращенного открывает Америку: «Демократическоеуголовное право потому и отказалось от средневековых методов, что они вели не к установлению истины, а к простому подтверждению обвинений, продиктованных следствием».

Пытки развязывают языки. «Может быть, на свете есть много очень героев, которые способны вынести всякие пытки физические и нравственные, над ними самими, над их женами, над их детьми. Не знаю… Мои личные наблюдения говорят мне, — свидетельствует Л. Троцкий, — что емкость человеческих нервов ограниченна».

На какие личные наблюдения ссылается человек, который, вместе с Лениным и Дзержинским, был родоначальником террора, инквизиции и пыток в революционной России? Неужели он говорит только о своих наблюдениях над «емкостью нервов» самых близких ему людей, подвергшихся вместе с ним сталинским преследованиям? Нет, конечно. Исчерпывающее представление о емкости человеческих нервов Троцкий получил в ту незабвенную для него эпоху, когда с таким восторгом он проявлял «революционную

бдительность» и усердно выглаживал Россию раскаленным докрасна утюгом террора.

И теперь Сталин, с такой яростью преследуя троцкистов, неуклонно продолжает, постоянно требуя «выкорчевывания и разгрома» троцкистско — ленинскую политику террора.

Прежде в обработку к Дзержинскому и Ягоде поступали десятки и сотни тысяч, миллионы беспартийных; потом машина террора захватила уже и партийную оппозицию; теперь емкость человеческих нервов испытывается у самых ближайших к Сталину сановников, у самих «великих инквизиторов» пролетарской диктатуры.

Вся страна задыхается в мертвящих все живое объятиях безграничного произвола и звериной жестокости.

Все, что угодно, пусть будет с нами, только не то, что есть, — так на днях передавали нам настроение всей не только беспартийной, но и низовой партийной России люди юные, старой России не знавшие и только что из СССР приехавшие.

Нынешняя новая Россия бессильна пока найти выход, найти путь к освобождению, но сознательно или бессознательно вся она, во всей своей толще, отлично и раз навсегда поняла то, что не может или не смеетпонять сам диктатор.

Он хочет успокоить, утихомирить ненавидящую его народную массу «министерской чехардой», выдачей на позор, поток и разграбление самых приближенных к себе бюрократов. Но даже расправа с Ягодой ничего не даст Сталину, пока в неприкосновенности останется сама система власти, при которой каждый обыватель чувствует себя затравленным зайцем и любой сановник может завтра оказаться с простреленным затылком.

Справка о «пломбированном вагоне»

Доказывая, «как дважды два четыре, что буржуазные государства засылают друг другу в тыл своих шпионов, вредителей, диверсантов, а иногда и убийц», Сталин не ограничивается настоящим, но и объясняет пленуму ЦК своей партии, как «обстояло дело и в прошлом. Взять, например, государство в Европе времен Наполеона I. Франция кишела тогда шпионами и диверсантами из лагеря русских, немцев, австрийцев, англичан. И наоборот, Англия, немецкие государства, Австрия, Россия имели тогда в своем тылу не меньшее количество шпионов и диверсантов из французского лагеря». Сталин, не ограничиваясь ссылкой на участие английских агентов в восстании Вандеи [255] против революционного Парижа, мог бы рассказать о попытках французских агентов поднять русских крепостных крестьян против их помещиков. И все-таки ничего нового никому своими историческими справками Сталин бы не сказал.

255

Имеются в виду Вандейские войны правительства Франции против мятежников-роялистов во время Великой французской революции 1789–1794 гг.

А он бы мог рассказать о «диверсионной работе» в тылах армии в пользу иностранной воюющей державы нечто весьма интересное и гораздо более современное.

Впрочем, скромность исторических воспоминаний Сталина в некоторой степени возместил официальный орган ЦК ВКП «Большевик» (15 марта 1937 г.) в юбилейной статье «Февральская буржуазно — демократическая революция».

В этой статье устанавливаются три исторических бесспорных факта.

По свидетельству «Большевика», в начале 1917 года начался развал русского фронта. «Не видя конца войне, солдаты дезертировали. Среди солдат усиливались пораженческие настроения. Целые полки отказывались наступать и, покидая свои позиции, отходили в сторону тыла… Развивалось братание». Все это шло бессознательно, стихийно. Стремясь к своей гегемонии в Европе, Германия искала возможности сепаратного мира с Россией.

С своей стороны «царское правительство стремилось предупредить революцию». Оно (т. е. кружок Распутина — Протопопова. — А. К.) намеревалось заключить сепаратный мир с Германией. Факт первый.

Факт второй. «Буржуазия видела, что правительство Николая II, насквозь прогнившее, сделавшее проходимца Распутина вершителем судеб государства, неспособно к тому, чтобы победоносно окончить войну». «Буржуазия» решилась на дворцовый переворот, но вспыхнула народная революция. Все партии, уже не только буржуазные, но и социалистические и даже часть большевиков, после свержения монархии решительно отвергли всякую возможность сепаратного мира, всякую возможность содействовать усилению мощи в Европе императорской Германии, прямой предшественницы нынешней гитлеровской империи.