Потерянная ведьма
Шрифт:
— Я не просил дождя, — недовольно прокричал Михаэль.
Внезапно мы услышали голос, словно с небес: «Договор исполнен! Выполняйте условия сделки. Сначала Михаэль». Этот голос был мощным и уверенным, как будто он исходил от самого времени.
Михаэль, удивленный, воскликнул:
— Ого, даже так? — Его глаза блеснули азартом. — Вы подтверждаете, что в руках у Агаты моя жемчужина? — продолжал он, и в этот момент штормовой ветер хлестнул Михаэля по лицу и растрепал его кудрявую голову, словно сама природа стремилась прервать его самонадеянность.
Не обращая внимания на бурю, Михаэль
— Можете уходить, я сам завершу весь процесс, — произнес он, оглядываясь по сторонам, словно ища кого-то. Его голос был спокоен, но в этом спокойствии таилась угроза, словно ледяное острие, пронзающее душу. Он продолжал осматриваться, словно ожидая появления кого-то еще, и это усиливало мое беспокойство. Внутренний голос подсказывал, что происходящее выходит далеко за рамки обычной игры; это был ритуал, чреватый непредсказуемыми последствиями.
Неожиданно, словно в ответ на безмолвный вопрос, раздался голос, который эхом прокатился сквозь шум ветра:
— Тут три договора. Исполняй!
Михаэль усмехнулся, и в его глазах мелькнуло что-то жестокое.
— Три, да, три. Спасибо за напоминание. Я не забыл, — прошипел он, голос его был похож на шуршание змеи.
Напряжение в воздухе стало настолько густым, что его можно было ощутить физически — каждый вздох казался тяжелее предыдущего, каждый удар ветра — предвестником катастрофы.
Освободив фею Рыбку, Михаэль протянул ей руку. Она, словно испуганная птица, резко устремилась ко мне и взлетела на мое плечо, прижимаясь к моей шее в поисках защиты.
— Держись, — прошептала она, ее голос дрожал от страха.
— Агата, передай коробку, — обратился Михаэль ко мне, и на его губах заиграла зловещая ухмылка. Гнев закипал во мне, я была готова броситься на него, но слова Рыбки удержали меня. Нужно было сохранять хладнокровие, хотя это было невероятно трудно.
Не дожидаясь моей реакции, Михаэль швырнул кусок сырого мяса. Существо, в которое превратилась Лиза, вырвалось из веревок и, совершив стремительный прыжок, поймало мясо на лету, проглотив его и обнажив кроваво-красные десны. Теперь оно подчинилось Михаэлю, прильнув к его ногам, как преданный пес.
— Думаю, я сам позабочусь об этой «собачке». Она не выполнила договор, а значит, смерть ей. Но она уже мертва! — воскликнул Михаэль и залился громким смехом, издеваясь над нашим горем. Этот презрительный хохот, наполненный садистским удовольствием, продолжал гудеть в моей голове. Его слова были пропитаны цинизмом и жестокостью, и я поняла, что Михаэль перестал быть человеком, он сам стал зверем за долгие века жизни. Это было не просто выполнение условий договора; под холодным расчетом Михаэля Лиза принесла себя в жертву.
Мое терпение лопнуло. Я была на грани нервного срыва, готова наброситься на Михаэля, когда внезапно между нами возник Фабиан, словно стена, преградив путь моему гневу. Его лицо выражало растерянность и недоумение.
— Почему мне никто не сообщил, что они уже покинули святилище? — удивленно прозвучал его вопрос, наполненный недовольством.
— Где моя дочь?
Его вопрос прозвучал не как забота любящего отца, а как требование, предъявленное человеку, который, по его мнению, обязан знать ответ. Альбус, не скрывая своего презрения, выкрикнул в ответ:
— Не поздновато ли вспомнил о ее существовании, отец?
Его сарказм был острым, как лезвие, режущим и безжалостным. Фабиан, ошеломленный и растерянный, еще раз обвел нас взглядом, но не найдя среди нас Лизу он продолжал смотреть с недоумением в глазах. Он искал ту, ради которой когда-то был готов отдать весь мир, и ту, которую ради себя самого однажды бросил. Его плечи опустились в безнадежном жесте, выражая полное непонимание ситуации. Он выглядел потерянным, словно ребенок, заблудившийся в огромном и враждебном лесу.
Михаэль, наблюдавший за этой сценой, неожиданно указал на злобное существо, сидящее у его ног.
— Хочешь забрать свою «собачку»? — спросил он и разразился опять громким смехом. Его голос звучал с издевкой, а на лице расплылась жестокая усмешка. Он наслаждался чужой болью, издеваясь над отчаянным отцом.
Фабиан, поняв, кто сидит у ног Михаэля, вскрикнул, и его голос сорвался:
— Нет! Нет! Ты обещал, что не убьешь ее, если Агата принесет тебе артефакт и отпустишь ее!
Он рухнул на колени перед Михаэлем, его лицо было мокрым от слез, а голос дрожал от безысходности. Его мольба была пропитана отчаянием и уязвимостью, без намека на гордость, лишь искренняя и всепоглощающая любовь к дочери.
Михаэль, с видом человека, который только что проглотил муху, заявил с напускной уверенностью:
— Я обещал и не убивал ее, пусть высшие силы подтвердят мои слова.
В этот момент начался мелкий дождь. Михаэль, еле сдерживая свой гнев, пробурчал обиженно:
— Можно было и иначе, зачем все время портить мне прическу?
Он злобно взглянул вверх, словно возлагая вину на небеса, и рукой пригладил свои промокшие кудри. Когда дождь утих, его слова прозвучали как неумолимый приговор:
— А теперь и ты мой раб Фабиан, так свидетельствует вселенная. Да?
Внезапно Михаэль достал из-за спины элегантный черный зонтик и укрылся им в ожидании. В этот момент небо озарилось яркой вспышкой молнии, за которой последовал град. Они обрушились на зонт Михаэля, который моментально превратился в дымящиеся обломки. Ветер, бушевавший секунду назад, мгновенно стих. Погода успокоилась так же внезапно, как и началась.
— Почему? — вырвалось у меня, и я не могла сдержать свой вопрос. Хотя до этого момента мне было все равно на Фабиана, но годы, проведенные рядом с ним, оставили свой след в моем сердце. Я начала осознавать, что его судьба мне не безразлична несмотря ни на что.