Потерянное мной
Шрифт:
– А что так долго не засыпала?
– Да так, с непривычки.
– Видишь, и погода для тебя как по заказу, – Коля кивнул на небо.
– Да...
Ольга оглядела деревню. Вчера еще унылая и пустая, сейчас она приятно голубела ставнями и оконными наличниками, звенела от ребячьего гомона, остро пахла кизячьим дымком, была уютной, спокойной и чуть-чуть ленивой.
– Ты что, не работаешь сегодня? – спросила она Колю, снова взявшегося за топор.
– С обеда.
– А где же Верочка?
– Да здесь где-то.
Верочка возилась в огороде. Заслышав голос Ольги, она разогнулась, постояла
– Доброе утро, – поздоровалась с ней Ольга. Верочка покраснела и не знала, что ответить, и Ольга подосадовала на себя – забыла, что здесь в семьях не принято здороваться.
– Я сейчас чистое полотенце принесу, – заторопилась Верочка и почти побежала в дом.
Ольга умылась и подставила лицо солнцу. Оглядывая двор, отметила, что все здесь прочно, добротно, – Коля хозяйствовал на совесть. Удивила ее пустая проволока для собаки, и она спросила Колю:
– Собаки не держите, что ли?
– Была собака, – Коля с силой вогнал топор в чурбан и полез за папиросами. – Дней за пять до смерти матери выть начала. Я уж и бил ее, и к дядьке Матвею на другой конец деревни отводил – ничего не помогало. Всю деревню извела. Пришлось пристрелить. Теперь надо другую искать.
Коля рассказал это спокойно, как о деле самом обычном, не стоящем внимания, а Верочка вдруг всхлипнула и ушла в дом. Коля проводил ее взглядом и вздохнул:
– Хорошая была собака. Все понимала, как человек, только говорить не умела.
Докурил папиросу и сказал:
– Ну, идем завтракать.
После завтрака Ольга опять попыталась помочь Верочке, но та даже руками замахала:
– Ой нет, что вы, я сама сделаю, мне не трудно.
– Да ведь и мне не трудно, – с досадой сказала Ольга, – а тебе, наверно, еще и уроки надо делать.
– Я почти все уже сделала, немножко осталось.
Ольга стала расспрашивать ее о школе и невольно обрадовалась, узнав, что из прежних ее учителей никого не осталось: встречаться с ними не хотелось. Подумала, что надо бы поговорить с классным руководителем Верочки, спросила, кто это. Верочка сказала, что зовут ее Валентина Михайловна, преподает она географию и зоологию и двоек почти не ставит.
– Молодая? – спросила Ольга.
– Молодая, – ответила Верочка и добавила: – Как вы, наверное.
– Давно здесь работает?
– Давно. Почти два года уже.
Это «уже» заставило Ольгу спросить:
– Часто учителя меняются?
– Часто.
Разговаривая с Ольгой, Верочка не глядела на нее, и на лице у нее было то прежнее покорное выражение ученицы, отвечающей у доски, неприятно удивившее Ольгу в первый день. «Что же сделать, чтобы она перестала дичиться меня?»
– Ну, занимайся, не буду тебе мешать.
– А вы не мешаете мне.
Верочка с отчаянием и мольбой посмотрела на нее – видимо, она и сама понимала, что надо как-то по-другому разговаривать с сестрой, но как – этого она не знала. Ольге хотелось обнять ее, приласкать, сказать какие-то хорошие слова, но, вспомнив вчерашний разговор с ней, не решилась подойти. Да и слов особенных у нее не находилось.
– Я схожу на почту.
Улица в деревне широкая, от дома до дома через дорогу – кричать надо. Ольга шла посредине, ребятишки с любопытством оглядывали ее, но близко не подходили. Мужчин на улице не было
Длинный был этот день. Вернувшись с почты, Ольга бесцельно бродила по двору, много курила, думала. Тишина дома угнетала ее, опять возникло настойчивое желание уехать. Потом стукнула калитка, быстрой тенью промелькнула во дворе Верочка. Ольга вышла на крыльцо, подождала, пока Верочка выглянет из сарая.
– Что, уже кончились занятия?
– Нет, у нас большая перемена.
– А зачем же ты пришла?
– Цыплят покормить.
– Ну вот... – расстроилась Ольга. – Что же ты мне не сказала? Я бы сама дала.
– Мне ведь не трудно, – знакомыми словами ответила Верочка. – Я каждый день бегаю.
– А мне тяжело, что ли? – сдерживая раздражение, сказала Ольга. – Пожалуйста, больше не делай так. Покажешь, где что лежит, и я сама буду кормить. Хорошо?
– Хорошо, – потупилась Верочка.
– Ну, беги, а то опоздаешь.
Три дня прошло в неопределенном томительном ожидании. Ждала Ольга каких-то перемен в отношениях брата и сестры к ней, она хотела этих перемен и дорого бы дала, чтобы увидеть ласковую улыбку на лице Верочки. Но Верочка как будто вообще не умела улыбаться – ходила с опущенными глазами, говорила мало, по-прежнему обращалась к Ольге на «вы» и ни разу не назвала ее по имени. А Коля почти не бывал дома, приходил усталый и сразу после ужина, сделав самую необходимую домашнюю работу, ложился спать. Еще раз он сказал Ольге, как будто извинялся:
– Ты не больно-то скучай, подожди немного, отсеемся – тогда погуляем.
– Да с чего ты взял, что я скучаю? – с досадой спросила Ольга.
– Ну, я вообще... – неопределенно сказал Коля.
– А вообще, – мягко сказала Ольга, – я ведь не гулять сюда приехала. – И торопливо добавила, опасаясь, что Коля обиделся: – Развлекать меня не нужно, я скучать не умею.
– Значит, хорошо живешь, – с чуть заметной насмешинкой сказал Коля и спросил: – Верка-то как с тобой, ничего?
– Ничего, – вздохнула Ольга. – Молчаливая уж очень. Она всегда такая?
Коля как-то озадаченно посмотрел на нее.
– Да как тебе сказать... Хохотушкой никогда не была, но и молчальницей особенно тоже... – И, подумав, добавил: – Ты не обижайся, что она так... Очень она мать любила. Как хоронили, еле от гроба оторвали, потом без памяти вечер лежала.
И опять удивило Ольгу то, как говорил он о смерти матери – спокойно, как о событии давно прошедшем и естественном, словно и не случилось это всего неделю назад.
Наконец-то закончилась посевная. Коля объявил об этом, ввалившись в двенадцатом часу ночи, с порога закричал: