Потерянное сердце

Райан Шэри Дж.

— Он горячий, он никогда не болел раньше, — говорит она, заявляя очевидное.

— Тори, что происходит?

Она смотрит на меня, ее большие карие глаза мерцают в свете больничных ламп.

Невинность и доброта, что я вижу в ее взгляде, напоминают, почему я влюбился в нее. Она смотрит так, будто все ее поражает и изумляет, но, когда она грустит или болеет, такое ощущение, что ее глаза выражают каждую унцию боли, которую испытывает ее тело.

Я могу смотреть на нее и знать, что она чувствует. Именно поэтому я в замешательстве.

Смотрю ей в глаза и понятия не имею, что происходит в ее голове. Словно случилось что-то кардинально меняющее жизнь, но Тори не хочет мне рассказывать.

— Я не рождена быть матерью.

Хотя я слышал эти слова раньше, на этот раз они звучат как удар. На этот раз она уже мать. На этот раз нет вариантов, чтобы выбрать.

— И я не рожден быть чьим-то папой, но так уже вышло, — говорю я, глядя на Гэвина. — О, черт, ему нужна бутылочка.

Достаю бутылку с приготовленной смесью из сумки.

— У тебя все под контролем папочка, да?

— Он зависит от нас. Это наша работа, — говорю я, озадаченный ее простым утверждением.

Не трудно заботиться о чем-то или о ком-то, если любить его больше всего на свете.

— Хорошо, вы готовы? — спрашивает вошедшая медсестра, держа в руках кучу ужасных медицинских принадлежностей.

Мне больно только от мысли, что она будет брать кровь у Гэвина. Он такой маленький, и игла кажется такой большой. Однако, замечаю, что для ребенка она будет использовать не такую иглу, как для взрослых.

— Не могли бы вы положить Гэвина на стол? Мне нужно, чтобы один из вас удерживал его.

Тори отходит от стула. Думаю, это потому, что он рядом со смотровым столиком, и она не хочет держать Гэвина.

Это неудивительно, если вспомнить все, что происходило в последний час, но, честно говоря, я тоже не хочу быть тем, на кого смотрит Гэвин, когда в него втыкают иглу. Сделав несколько шагов к столу с Гэвином, я кладу его и держу, пытаясь развлечь смешными рожицами, чтобы он отвлекся.

Закрываю глаза, когда медсестра берет кровь, и тут он начинает кричать — я никогда прежде не слышал таких криков, будто кто-то вырывает его маленькое сердце. Это убивает меня. Надеюсь, что все быстро закончится, но, похоже, это будет длиться целую вечность.

Наконец, слышу шаги медсестры, и крики Гэвина немного успокаиваются. Когда я открываю глаза, вижу, как Тори смотрит на нас с ужасом в глазах.

— Знаю, что вы долго ждали, но результаты будут готовы в течение десяти минут. Я попрошу кого-нибудь принести вам второй стул.

Уходит минут пять, чтобы успокоить Гэвина, и он вырубается у меня на руках, как мне кажется, от усталости.

— Я не могу, — говорит Тори.

Мое сердце замирает, как и все вокруг. Эта фраза знакома до боли, и в последний раз, когда я это услышал, Кэмми заставила мою жизнь измениться, и эти изменения были чрезвычайно болезненными.

— Что? — Не уверен, что это слово вообще было слышно.

Какого черта она не может?

— ЭйДжей, ты знаешь, это не то, чего я хотела, чего мы хотели.

— Тори, — говорю я спокойно. — Я не знаю, что происходит в твоей безумной голове прямо сейчас, но подумай, о чем ты говоришь? Потому что я не знаю, что надо изменить, чтобы ты так не говорила.

Даже не знаю, что она собирается сказать. Я просто догадываюсь, основываясь на предыдущем опыте.

— Я не могу быть как ты, ЭйДжей, — продолжает она.

— Так не будь, будь собой. Неужели это сложно? — злюсь я и слышу в своем голосе возмущение. Разве сейчас подходящее время для этого разговора? Наш сын в больнице с высокой температурой, и она говорит мне, что не может?

— Я стараюсь изо всех сил, — говорит она.

— Старайся сильнее, черт побери, — огрызаюсь я.

Учитывая тот факт, что я всего однажды ругался с Тори, и это «однажды» происходит прямо сейчас, она кажется озадаченной.

— Я не могу, — повторяет она сквозь стиснутые зубы.

Конечно, подобные горькие мысли проскальзывали в моей голове. Но все же до последнего надеялся, что Тори справится, полюбит свое материнство. Когда люди говорят, что не хотят детей, на самом деле не все именно это имеют в виду, однако некоторые всерьез настроены подобным образом. Думаю, к сожалению, Тори относится к последним. Мы никогда с ней не обсуждали причины, ни ее, ни тем более мои.

Глава 4

Двенадцать лет назад

Эти пять дней не помогли мне унять гнев и боль, и не уверен, что когда-нибудь почувствую себя иначе. Я собирался позвонить Кэмми каждый день с тех пор, как меня выкинули из ее палаты, но просто не знаю, что ей сказать. Ну, мне есть что сказать, но от этого будет только хуже. Однако если я не приведу в порядок свои мысли и чувства в ближайшее время, боюсь, что могу просто взорваться. И если все зайдет слишком далеко, мама просто запрет меня в комнате, зажмет в углу и тогда я раскрою ей все свои самые темные секреты — те, что храню весь этот год.

Представляя все это, решаюсь сделать то, о чем думал с самого утра. Я хватаю пальто из шкафа и тихо открываю входную дверь.

— ЭйДжей, это ты? — кричит мама из кухни.

— Нет, — кричу я в ответ.

— Эндрю, — зовет она. Если мама назвала мое полное имя... она понимает, что-то случилось. — Подойди сюда на минутку, пожалуйста.

Я закатываю глаза и, крепко сжимая пальто, заворачиваю за угол и вхожу в нашу старую кухню.

— Что случилось, мама?

Она вытирает руки о кухонное полотенце и поворачивается ко мне. Медленно складывает руки на груди и пристально смотрит на меня, опираясь о кухонную тумбу.