Потерянные боги
Шрифт:
– Смотри, – сказала Триш, указывая на ту сторону поля. – Это здесь похоронена твоя мать?
Чет увидел несколько запущенных могил, с надгробными плитами, торчащими вразнобой из высокой травы.
– Да, это тут. Кажется, здесь похоронены все родственники со стороны отца. С тех самых пор, как они тут поселились. Где-то в конце тысяча семисотых.
Краем глаза он уловил движение – легкое перемещение теней среди деревьев, теснившихся позади кладбища.
– Чет, – шепот, плывущий по ветру. Сильно, как от удара, закружилась голова, и вдруг на него навалился страх, осев свинцовой
– Что такое? – Триш тронула его за руку – и страх угас. – Милый, ты в порядке?
– Да… Все хорошо. Показалось, что привидение увидел. Только и всего.
– Вид у тебя и вправду такой, будто ты увидел привидение, – сказала она с улыбкой. Потом нахмурилась. – Ты ведь пошутил, да?
Чет пожал плечами.
– Может, и так. Насколько я слышал, тут много неприкаянных душ болтается. Место уж больно старое.
Она внимательно посмотрела на кладбище.
– Ну, это же будет интересно, правда? Увидеть настоящее привидение.
– Интересно, да. – Чет отпустил тормоза, и машина поехала дальше к большому дому на холме.
Припарковавшись на круговой дорожке перед домом, они выбрались из машины. Участок вокруг дома имел запущенный вид, но кусты у дорожки, ведущей к дому, явно недавно подстригали. Они уже было собирались подняться на крыльцо, но Триш вдруг остановилась.
– Посмотри, зачем бы это? – Она указывала на потрепанные, но все еще яркие шерстяные нити, которые вились между столбиков перил, пересекали лестницу. Тут и там на нитях виднелись крошечные серебряные колокольчики. Разноцветные нитки тянулись по обеим сторонам дома, исчезая за углом. – Странно все это.
Чет пожал плечами.
– В этих местах полно странностей. Еще увидишь.
Перешагнув через нитки, они направились вверх по лестнице. Распахнулась дверь. Чет различил за противомоскитной сеткой очертания фигуры.
– Здравствуй, Чет, – произнес тихий, такой знакомый голос.
– Бабушка?
Она толкнула затянутую сеткой вторую дверь и вышла на крыльцо. Выглядела она в точности такой же, какой он ее запомнил: элегантная женщина со снежно-белыми волосами, струившимися по плечам, по спине. В руке она сжимала простую черную трость, а платье на ней было очень простое, хлопковое, белого цвета. Ни драгоценностей, ни макияжа; ее лицо, губы, глаза – все было одинакового бледного тона. На правом виске выделялся круглый шрам величиной с монету. Чет вспомнил, как ребенком разглядывал этот шрам. Она сказала ему тогда, явно гордясь, что это след от пули. Сейчас она смотрела на него своими серебристо-серыми глазами, добрыми и немного грустными. И Чету казалось, что ему снова шесть, и все, что ему хочется – чтобы она обняла его, крепко-крепко. И, будто читая его мысли, она распахнула руки ему навстречу:
– Чет, добро пожаловать домой.
Он обнял ее, и его омыла волна тепла. Никогда еще ему не было так легко на душе, даже в детстве. «Почему, – подумал он, – почему я так долго ждал?»
Она разомкнула руки, отпустив его, и посмотрела на Триш.
– Бабушка, это Триш.
Триш подошла поближе, протягивая руку.
– Здравствуйте, миссис Моран. Рада с вами познакомиться.
– Прошу, дитя мое, зови меня просто Ламия. – В голосе старой женщины слышался
Чет припомнил, что родом она была откуда-то из Восточной Европы – Румыния или, может быть, Венгрия. Взгляд Ламии упал на живот Триш, и ее лицо озарилось.
– Так, значит, я все-таки дожила до того, чтобы стать прабабушкой. Иди сюда, дитя, – сказала она, взяла Триш за руку и, подтянув поближе, заключила в объятья.
Отпустив гостью, Ламия отступила на шаг, и еще раз окинула молодых людей взглядом.
– Какая радость для старухи, что вы приехали! Заходите, пожалуйста.
Она повела их внутрь, по длинному коридору, постукивая тростью – явно берегла ногу. Несмотря на хромоту, держалась она очень прямо, будто бросая вызов собственной немощи. Чет бросал взгляды в комнаты, мимо которых они проходили. Все помещения выглядели заброшенными – мебели почти не было, только торчал кое-где забытый стул или журнальный столик; обои полосами отходили от стен, а в некоторых местах штукатурка осыпалась, образовав на полу пыльные кучи.
Когда они проходили мимо ванной и туалета, Триш остановилась и по очереди взглянула на них обоих.
– Миссис Моран…
– Пожалуйста, дитя, просто Ламия.
– Ламия, – сказала Триш, явно стремясь поскорее перейти к делу. – Можно мне?..
– Ах, да, конечно!
Триш быстро исчезла за дверью.
Ламия с Четом прошли немного дальше по коридору. Чет чувствовал, что она изучающе поглядывает на него. Вопросы теснились у него на языке. Все эти годы ему столько всего хотелось спросить, но сейчас, когда она была рядом, на него напала немота.
– Давай, – сказала она. – Спрашивай.
– А?
– Я же знаю, что у тебя есть вопросы.
«Да», – подумал он. Вопросов полно. Об отце, о матери. Но больше всего ему хотелось спросить о голосе, который он слышал, или чувствовал, все эти годы.
– Ты хочешь знать, как я говорила с тобой. – Это был не вопрос.
Он поднял взгляд на бабушку.
– Так, значит, это было по-настоящему? Ты и вправду говорила со мной? Я это не вообразил?
– Часть меня всегда была с тобой, Чет. В твоем сердце… В твоей крови.
– Но ведь было что-то еще?
– Когда я говорю, что часть меня всегда была с тобой, я это и имею в виду, в прямом смысле. Моя кровь, наша кровь – вещь особая и редкая. Это то, что нас связывает.
Он не был уверен, что понимает, о чем она говорит.
– Ну… Это довольно странно, да?
Она улыбнулась ему.
– Можно рассматривать это как дар. Как ты думаешь?
– Думаю, бывали ситуации, ну, плохие… и если бы тебя со мною не было, мне кажется, я не сумел бы выбраться.
Она улыбнулась.
– Сердце радуется, когда такое слышишь. – Тут ее улыбка потускнела. – Единственное, о чем я жалею, – что мне не удалось связаться с твоей матерью. Бедняжечка Синтия. Ей я тоже была нужна. Но они забрали ее у меня. Чет, хочу, чтобы ты знал, – я постоянно пыталась с ней связаться, но она, кажется, так меня и не услышала… Или, может, не хотела услышать. Все, что я знаю – этот дар, который у нас есть, он иногда позволяет слышать другие голоса – темные голоса. И мне кажется, твоя мать слышала их. Мне кажется, именно они и довели ее до безумия… до самоубийства, – и совсем тихо она прибавила: – Я чувствовала себя такой беспомощной.