Потерянные в прямом эфире

Пролог

— Вы только не подумайте, — сбивчиво оправдывался мужчина на том конце провода, — я люблю свою жену и доволен своим браком, но… Но порой думаю о том, что было бы, расскажи я Ане о своих чувствах тогда… двадцать лет назад.

Я понимающе кивнула головой, совершенно позабыв о том, что собеседник не мог видеть меня.

— Двадцать лет — это большой срок…

— Да, но я ничего не могу с этим поделать. И чем больше проходит времени с того дня, тем чаще я думаю

В задумчивости покрутила в руках ручку, после чего неожиданно для самой себя выдала:

— А вы не думали её найти? Вашу Анну. Найти и… просто поговорить? Узнать, как у неё дела, рассказать про свою жизнь, вспомнить прошлое?

— Нет-нет, что вы?! — слишком поспешно отозвался мой собеседник, так что стало ясно: думал. И не раз. — Я же женат. Да и… Ане это вряд ли сейчас нужно.

Последняя фраза была сказана достаточно печально, наводя на мысль о том, что совсем не наличие жены страшило его.

— А я бы нашла, — самоуверенно заявила, за что тут же получила укоризненный взгляд от Сони Липиной, моего редактора. Она покрутила пальцем у виска, намекая, что я со своими бунтарскими идеями опять перегибаю палку. Пришлось смягчиться. — Или, по крайней мере, попробовала бы.

— Вы просто слишком молоды, — с лёгкой грустью в голосе усмехнулся мужчина.

— Боюсь, что мой паспорт иного мнения, — наигранно вздохнула я в микрофон. Соня по ту сторону студийного стекла махнула мне рукой, показывая, что пора закругляться. — Иван, спасибо вам большое за звонок и вашу историю. Надеюсь, что однажды вы всё-таки решитесь… открыть новую дверь, — попрощалась я со слушателем. — Напоминаю, этой ночью мы с вами говорим о сожалениях. Случались ли в вашей жизни такие события, которые до сих пор не дают вам покоя? Может быть, вы что-то сделали или, наоборот, не сделали, как наш предыдущий герой? Звоните нам в студию, делитесь своими переживаниями, а пока — встречаем очередной душевный трек, который, безусловно, поможет всем неспящим скрасить эту ночь.

Щёлкнув мышкой, я запустила трек, первые ноты которого тут же полетели в эфир.

Устало откинулась на спинку стула — до конца программы оставалось ещё больше часа, а я уже чувствовала себя выжатой как лимон. Выбранная тема вдруг оказалась выматывающей. Люди звонили почти всю ночь, делясь со мной своими откровениями. В нашем шоу всегда было много звонков, несмотря на его ночной формат, но сегодня мы просто били все рекорды. Наверное, каждому есть о чём сожалеть.

Думать о собственных сожалениях не хотелось.

— Олесь, пережимаешь, — предупредила меня Соня. — Ты чего на мужика накинулась со своими советами? Твоё дело слушать.

— А может быть, это именно тот знак, которого он столько ждал? — не собиралась я сдавать своих позиций.

— Знак к чему? Бросить жену и отправиться искать свою первую любовь?

Я не ответила, лишь комично свела брови и показала язык Липиной, та лишь закатила глаза и посоветовала:

— Лучше бы ты, Бодрова, почаще в паспорт свой заглядывала, глядишь, он бы тебе о чём-нибудь важном напомнил.

Спорить было бесполезно, поэтому я просто

Цифры в паспорте я знала и без всяких напоминаний. Уже завтра они будут знаменовать тридцать четыре. Много это или мало? Поди разбери. Возраст Христа был практически за спиной, вот уже которую неделю наводя меня на всякие мысли, зачастую неприятные и болезненные, что, впрочем, не мешало мне упорно игнорировать их.

Пока песни сменяли одну за другой, я немного пообщалась со слушателями в соцсетях, не забыв блеснуть своей мудростью и искромётным чувством юмора. Ну и, конечно же, небывалой скромностью.

Наконец-то отзвучал рекламный блок, сменивший музыку, и я вновь натянула «уши».

— И снова здравствуйте, — проворковала в микрофон. — С вами Олеся Бодрова и программа «Ночь бодра». Сегодня суббота, а значит, мы с вами обсуждаем очередную жизненно важную тему. Этот эфир посвящен сожалениям. Однажды Александр Блок сказал: «Сознание того, что рядом с нами было что-то чудесное, приходит слишком поздно». Такова наша человеческая судьба — жить с вечным чувством потери. Наверное, это самое непростое… научиться принимать. Принимать и прощать: себя, близких, чужих.

— Звонок, — просигналила мне Соня.

— Потому что именно тот самый червячок сожалений способен выгрызть в душе дыру космических масштабов. А сейчас мы узнаем мнение на сей счёт нашего следующего дозвонившегося. Бодрой вам ночи, представьтесь, пожалуйста.

— Здравствуйте, — в наушниках раздался едва заметно дрожащий голос, выдавая юный возраст слушателя. Удивилась. Моей привычной аудиторией были, скорее, люди слегка за тридцать. — Арсений. Меня зовут Арсений.

— Привет, Арсений, — вновь поздоровалась я с пареньком. — Расскажи нам немного о себе.

— Мне четырнадцать... — начал он. Очень хотелось поинтересоваться, почему же он не спит в столь поздний час, и вообще, куда смотрят его родители. Но промолчала. Во-первых, была вероятность, что для современных подростков это норма, а во-вторых, было в голосе парня что-то такое, что напрочь глушило во мне желание паясничать. — Я учусь в школе, играю на гитаре.

— Это здорово, — поддержала я его. Мальчик говорил ровно, но внутреннее чутье подсказывало мне, что он крайне взволнован. — Скажи, Арсений, что ты думаешь о нашей теме? Есть ли то, о чём ты сожалеешь в свои… четырнадцать.

Сказала и потянулась за стаканом кофе, что стоял по левую руку. Пить во время выхода в эфир было нежелательно, но я вдруг почувствовала, как напряжение, появившееся неизвестно откуда, охватило моё горло.

Парень молчал, и я тоже, что было в корне неправильно: в эфире длительные паузы звучат исключительно непрофессионально, и мне полагается «забалтывать» каждую заминку. Но я не спешила, как и мой собеседник.

— Да, — наконец-то заговорил парень. — Есть одна вещь, о которой я сожалею. — Сказал и опять остановился. Липина за стеклом начала жестикулировать мне, мол, работай или завязывай, но я отмахнулась, жадно ловя каждую секунду этого странного разговора.