Потерянный дневник дона Хуана
Шрифт:
Этого я не сделаю ни за какие деньги
— Вижу, ты последовал моему совету и начал вести записи в тетради, которую я тебе подарил.
Погруженный в свои мысли, я не сразу заметил маркиза, стоявшего в дверях. Поспешно захлопнув тетрадь, обтянутую кроваво-красной кожей, я спрятал ее в письменный стол, а ящик запер на ключ.
—
— Очень умно с твоей стороны держать личные размышления под замком, — заметил он с одобрительной усмешкой. — А мне открыла дверь довольно толстая дама — с усами.
— Должно быть, моя очаровательная хозяйка, донья Фелина?
Он поднял брови, удивленный моей симпатией к женщине такой же огромной, как и он сам. Впрочем, донья Фелина обладала не только большим телом, но и большим сердцем.
— Полагаю, что это была она, — заметил он равнодушно. — Я пришел поговорить с тобой.
— Чему обязан честью удостоиться вашего визита, дон Педро?
Прежде маркиз всегда вызывал меня к себе во дворец и никогда не посещал моего скромного жилища.
— Вчера ты поступил очень мудро, явившись на аудиенцию к королю.
— В том, что я до сих пор жив и свободен, исключительно ваша заслуга.
— Ты заручился милостью короля еще на месяц. За это время нам нужно устроить твою свадьбу.
— Вам известно, что я не в силах изменить себя.
— Разумеется! Я вовсе не хочу, чтобы ты менялся, но брак необходим из соображений приличия.
— Я никогда не смогу так поступить с женщиной.
— И тем не менее ты выполнишь свой долг… как выполняют его другие мужчины. Однако оставим свадебные хлопоты до другого раза. Я явился вовсе не за этим. Просто мне не терпится услышать, чем вчера ночью увенчалась твоя служба королевской короне.
— Дон Педро, — улыбнулся я, — поскольку вы, без сомнения, самый близкий мне человек, то должны понимать, что я более не предаю огласке свои похождения.
— Это сделало бы тебя единственным человеком во всей Испании, — язвительно заметил он. Мне польстил его намек на мою широкую известность, однако слава, живущая только за счет людской молвы, слишком легковесна.
— Честь женщины — это слишком большая ценность, чтобы класть ее на алтарь мужского тщеславия, — добавил я.
Едва ли я руководствовался этим мудрым утверждением, когда вступал на путь соблазнения. В ту пору, как и любой тщеславный юнец без твердых убеждений, я был только рад посплетничать с маркизом, как и с любым другим, кто соглашался меня слушать. Но с возрастом начал понимать, что сохранить тайну бывает гораздо важнее, чем потешить свое самолюбие. Да к тому же, если я не признался в поступке и поступок не был доказан, то и покарать меня будет не за что.
— Вот этого я и боялся, что ты не захочешь ничего рассказывать.
Редкий человек мог позволить себе
Он с любопытством оглядел мою маленькую гостиную, которую освещала лишь полоска света, падавшая через окно. Я приоткрыл тяжелые деревянные ставни ровно настолько, чтобы они пропускали немного света, но не уличный зной. Письменный стол красного дерева, деревянный стул, на котором я сидел, кресло с черной спинкой и простой круглый стол — вот все, что было у меня из мебели. Голые стены украшал единственный фламандский гобелен, подаренный мне самим маркизом. Отодвинув гобелен, можно было на лестнице попасть на крышу.
— Эта мебель не подходит для благородного господина, дон Хуан, — проговорил наконец маркиз, который, по своему обыкновению, начинал плести свою паутину издалека.
— Вам известно, что благородство моего происхождения по меньшей мере спорно.
— Как бы то ни было, я позаботился о том, чтобы оно было благородным.
— Боюсь, что у меня не найдется денег на новую мебель до тех пор, пока не прибудет флот.
— Кстати, хорошая новость: корабли будут в порту Севильи уже завтра… Но, с другой стороны, торговля — это всегда риск, особенно за океаном. Никогда нельзя быть уверенным, принесут ли прибыль твои вложения, верно? Штормы и пираты, кражи и мошенничество…
Маркиз уселся в обтянутое кожей кресло. Его мощное тело едва поместилось между деревянными подлокотниками, вырезанными в виде львиных лап, а черные атласные рукава, струясь, ниспадали до самого пола. Пока я наполнял бокалы бренди, на моем письменном столе очутился кошелек с золотыми монетами.
— У меня к тебе есть… предложение. Причем вознаграждение за сделанную работу будет вполне гарантированным.
Я протянул ему бокал.
— Вы знаете, что ради вас я готов — и всегда был готов — почти на все.
— Я хочу, чтобы ты продавал мне страницы своего дневника — сразу же после того, как напишешь.
Я сделал глоток бренди и отвел глаза.
— Мне чрезвычайно льстит ваш интерес к моим каракулям, дон Педро. Но я не поэт и не драматург, чтобы писать за вознаграждение.
— Ты прекрасно понимаешь, что меня интересуют не стихи и не пьесы, но сама жизнь, которая запечатлена в твоих строках. Я буду платить по 100 пистолей за страницу.
— Целое состояние за никчемный листок бумаги!
— Я буду счастлив заплатить эти деньги. Так ты продашь мне свой дневник?
— Сожалею, дон Педро, но этого я не сделаю ни за какие деньги. Я больше не служу у вас шпионом, и мои похождения касаются только меня.
— С чего ты взял, что я собираюсь использовать их в каких-то иных целях, кроме как для собственного удовольствия?
— Полно, дон Педро. Мы оба знаем, что именно доставляет вам удовольствие.
Маркиз засмеялся.
— Скажешь, я неправильно использовал твои таланты во славу империи?