Потерянный Город
Шрифт:
Мне кажется, что слышу легкое шуршание в дальнем конце, как от крыс. Когда постоянно живешь в оглушающей тишине, даже взмах крыла птицы кажется пушечным выстрелом. Я моментально замираю, вздернув топор и обшаривая стены лучом фонаря. Но все стихло. Может, мне показалось. А может, крысы. Я уже серьезно подумываю, какие они на вкус.
Когда до второй двери остается около двух метров, я останавливаюсь, прислушиваюсь к возможному движению. Тишина.
Ручка холодная. Скорее всего, не заперто. Но открывать я не спешу, так как тот звук меня насторожил. Я уже около месяца не встречала
Я открываю дверь, и моему взору предстает маленькая кладовая - всего два на два метра, вся заваленная тряпками и пустыми банками. Мне в нос бьет такой резкий запах тухлятины и мочи, что аж глаза слезятся. Хочется сразу же выскочить, но движение слева меня останавливает.
Я замечаю, что груда тряпья в углу, это человек.
И он дышит.
4.
Человек сидит на полу, прислонившись к стене, и, кажется, спит. Я пугаюсь, что он заразный и резко вздергиваю руку с фонариком, зажимая рот. Теперь понятно, откуда запах мочи - он тут не первый день.
Черт! Черт! Черт! Если он заразный, то и я теперь тоже! Я стояла слишком близко к нему! Слишком!
От резкого скачка света, он просыпается и открывает глаза, сразу же сощурившись, потому что я бесцеремонно свечу на него. Мне просто необходимо разглядеть, какого цвета у него глаза.
Жизненно необходимо.
Секунду мы смотрим друг на друга, как две статуи. Это парень, он выглядит немного старше меня. Я думаю, ему и восемнадцати нет. У него темные скатанные волосы, и одет он в лоскуты, некогда бывшие нормальной одеждой. Не похож на заразного. Я продолжаю светить ему в глаза, пытаясь разглядеть, черные они или нет. Заразен он или нет!
Черт!
Я успеваю отметить, что его левая рука пристегнута железными кандалами к трубе, что под сгибом уходит в стену. Интересно, кому понадобилось его тут пристегивать? Забавная ситуация, однако.
А в следующую секунду он поднимает другую руку, и в ней сверкает пистолет. Он стреляет без предупреждения. Я лишь успеваю согнуть колени, прогнувшись назад и брякнувшись неуклюже вниз. Фонарик со звоном разбивается об стену, разлетаясь снопом искр и стекла. Я слышу собственный крик, но никак не могу определить - задел он меня или нет. Кажется, я выронила топор. Боже, где мой топор?
Я нащупываю его на полу, и деревянная рукоять сладко ложится мне в ладонь. Я могу отбиться, ответить, нанести ему удар и убить этого парня, пока он не заразил меня или не пристрелил. Даже не знаю, что лучше. Я уже вижу, как его, череп подобно грецкому ореху, расколется пополам от удара, сочно брызнув кровью на пыльные стены.
Вот только я без недели пятнадцатилетняя девушка, в которую первый раз в жизни стреляли в упор; которая ни разу никого не била, тем более топором, да и держит его еле-еле; которая даже таракана дома никогда не убивала, а лишь плакала над ним. Я не смогу его убить. Никогда.
Выстрел оглушает меня настолько, что, кажется, больше я не смогу слышать. Я открываю глаза, стоя на карачках прямо на пороге этой комнатушки. Хорошо, что я не зашла внутрь, иначе лежала бы сейчас бездыханной тушкой, а он спокойно пожирал
Я разворачиваюсь к выходу и быстро ползу прочь, царапая топором пол. Вот так, боец всех бойцов. Вместо драки, я трусливо удираю. Я даже не удосуживаюсь оглянуться и посмотреть, куда он попал. Чувствую, как у меня от страха колотится сердце, выпрыгивая через глотку. Я не в силах рационально мыслить и мечтаю лишь убраться отсюда подальше.
– Эй! Эй! Стой! Я не заразный!
Он кричит мне в спину, надеясь, что я вернусь. Ага, уже бегу! Он только что чуть не пристрелил меня, а теперь зовет обратно? Чтобы не промазать в этот раз?
– Да стой же ты! Я думал, ты больная!
"Сам больной" - мелькает у меня в голове.
– Вернись!
– я слышу лязг цепи об трубу, видимо, он пытается встать и догнать меня. Хах, он-то прикован, а я нет.
Я проползаю мимо стеллажей, подгребая топор, как подбитую ногу. Клубы пыли с пола поднимаются и лезут мне в нос и глаза, но это меня волнует меньше всего. Ни минуты не останусь в этом здании с этим заразным психом, который только что чуть не продырявил мне голову.
– Выпусти меня!
– орет он из кладовки, срывая голос.
– Ты должна мне помочь! Кроме тебя мне больше некому помочь!
Он так истошно заорал, что у меня аж сердце защемило. Я бегло оглянулась, что он стоит на коленях в груде тряпок, среди затхлой вони, прикованный к трубе, и смотрит на меня как на последнюю надежду человечества. Так мне, по крайней мере, показалось в свете, что пробивался с улицы. Мой фонарь-то разбит. Только я ничем не смогу ему помочь. Нет, нет, нет. Я с противной тяжестью я отвернулась и поползла дальше, в торговом зале встала на ноги, отряхнулась и бросилась к выходу. Его крики за моей спиной постепенно стали стихать.
Нет, он заразный, который хитрит и пытается выманить меня, чтобы убить. Мне так и не удалось разглядеть цвет его глаз, и это не просто пугало меня, это приводило в ужас. Я могу быть заражена. Вот так нелепо может закончиться моя недлинная и не очень счастливая жизнь. Зачем я только пошла в эту кладовку?
Я вылетаю на улицу, глядя под ноги, то и дело, цепляясь за стеллажи и дверные косяки, чтобы не упасть. Звон в ушах постепенно стихает, но голова все еще вибрирует от выстрела. Одному Богу известно, как пуля прошла мимо, видимо, мне еще рано записываться в подземное войско мертвых. Ноябрьский ветер встречает меня ударом в грудную клетку. Морозный воздух щиплет нос, а ветер рвет взмокшую ветровку. Несмотря на то, что на улице минус, хоть и небольшой, мне жарко.
Я широко открываю и закрываю рот, чтобы надышаться, как рыба, выброшенная на берег. После запаха мочи и гнили, мне кажется, что я попала в рай. На улице по-прежнему никого, лишь отблески далекого города напоминают о том, что я не одна.
А, ну да, еще есть псих в кладовке.
Проходит минут десять прежде, чем я успокаиваюсь. Все это время я хожу туда-сюда около входа на автозаправку. Нет, я его не выпущу, он заразный. А даже если нет, он отощал, пока там сидел, еду сам добывать не сможет, а я нас двоих не прокормлю. Он будет мне обузой.