Потому что лень
Шрифт:
Вот батина наука против меня же и оборачивается. В отличие от Маликосы из меня ученик вышел тот еще. Что-то внутри меня сопротивляется его науке и что именно я только сейчас стал понимать. Но об этом чуть позже.
Постоянная сонливость и вялость преследуют меня уже больше двенадцати лет. Я четко помню тот момент, когда мы играли с Маликосой перед самым ее днем рождения, как дедушка Самсур вышел в коридор, чтобы нас утихомирить, и тут же отправил меня в свою комнату за конфетой. Не любил он ругать благородных особ при простолюдинах. А что я? Мне его нравоучения неинтересны. Я не благородный и никогда им не стану, так зачем время терять и мозги напрягать? Тем более, ожидается лакомство, которое отец может и умел делать, но из-за дороговизны ингредиентов никогда не готовил. Короче говоря, забежал я в комнату, увидел
Вку-у-у-ус! Неописуемый. Что-то нежно сладкое с легкой кислинкой обдало холодком язык и нёбо, игриво пощекотало рот меленькими пузырьками и растаяло, оставив послевкусие лесных ягод.
Долго наслаждаться конфетой не получилось. Я погрузился, точнее сказать, провалился в очень странное состояние. Сон, не отличимый от яви. Вроде сплю, а вроде и нет. Все в какой-то дымке, за которой, словно за плотным туманом, не видно ничего. Я стою на каменном полу. Передо мной небольшое возвышение с рисунком девятиугольника прямо по центру. Тонкие, аккуратные линии мерцают призрачным оранжевым светом. Посередине плоской фигуры с большой скоростью сменяются полупрозрачные образы людей и не совсем людей. Пару раз мелькнули такие странные образины, что я чуть не шарахнулся, хотя, в целом, был неестественно спокоен. При появлении каждого образа линии на миг словно вспухают алой сеткой, образуя купол, и тут же опадают. У меня аж глаза заболели. Мельтешение образов остановилось на личности благообразного пожилого человека, одетого в длинный серебристый балахон. Я отметил короткую замысловатую прическу, аккуратную бородку с проседью и усы. Цвет его глаз и до сих для меня — загадка. В тот момент купол-сетка вспыхнул зеленым и, когда опал, девятиугольник исчез, как его и не бывало, зато образ мужчины уплотнился и приобрел телесность.
— Образ автоментора выбран, — любезно сообщил мне женский голос с материнскими интонациями.
Дальше заговорил этот самый автоментор. Тихо и доброжелательно он хвалил меня за мои уникальные способности, которые для него будет огромным удовольствием развить, какую-то энергетическую структуру тела, почти совершенную. Дескать, подправлять в ней придется совсем немного: там узел, здесь связь… Но это все сделается без моего участия, а мне предстоит учиться, учиться и еще раз учиться, не покладая рук, ног, головы и прочих частей тела. Работы будет много, очень много, так много, сколь хватит моих растущих сил, и даже еще больше, поскольку главный предмет изучения, кулинария, таит в себе десятки тысяч рецептов, рассчитанных на разные расы, уйму методов приготовления на самом экзотическом оборудовании с применением гигантского арсенала приспособлений, а также требует фундаментальных знаний магии, алхимии и лекарского дела, так как без них невозможно придать готовым блюдам необходимые свойства: лечебные, успокаивающие, взбадривающие и многие другие.
В связи с тем, что уровень развития магии зависит комплексно от тренированности не только разума, но и тела, а чисто гражданская методика в программу не включена, мне придется освоить боевые искусства, составной частью которых и является система совершенствования тела.
Далее автоментор поведал мне о том, что обучение мое будет происходить во сне, поскольку отсутствуют доступные регенерационные камеры и внешние корректоры процессов внедрения информации. Следовательно, ресурсы, необходимые для эффективного усвоения блоков информационных структур, придется брать из тела самого обучаемого, то есть из меня. Из этого вытекает еще одно следствие — вновь приобретенные навыки по ходу обучения в реальности, то есть наяву, доступны мне будут процентов на пять. Не больше. А лучше и вовсе с ними не баловаться, так как само тело к их использованию будет готово только после полного преобразования в самом конце обучения после прохождения
Мне конечно было безумно лестно, что я весь такой талантливый, но честно, слабым своим умом в те годы (шесть лет с месяцами) понять не мог, зачем мне все это надо? Ведь в конце обучения я буду… кем? Поваром. Так ведь, отец и без этих менторов научит меня всему… если мне так уж захочется посвятить свою жизнь кухне. В то, что захочется, я сильно сомневался. Меня тогда очень привлекала служба стражником у графа. У них же такие красивые, сверкающие на солнце, панцири и шлемы! А как ловко они орудуют пиками и палашами. Мне даже из ручного магомета дали стрельнуть разок! О как! А торчать у плиты… ну скучно же. Никакой романтики. Пусть говорят, что кулинария — искусство не менее значимое, чем, например, живопись и скульптура. Только на картины или скульптуры можно пялится всем желающим и много-много лет, а шедевры кулинарии можно понять только уничтожив их. Тортик слопали и все. Что осталось? Ощущения тех, кто слопал. Это же не музыка, чтобы записать ноты. Да и те, говорят, далеко не всегда в точности воспроизводят авторский замысел. Так что, грядущим поколениям останется разве что невнятное мычание на тему, как оно было вкусно.
А еще до жути пугало обещание большой и трудной работы, которой предстоит много-много. Что такое много работы я тогда тоже представлял слабо, но у меня были близкие ассоциации. Например, взрослые деревенские весной, с самого сева, и до окончания сбора урожая работали не покладая рук. Я так не хотел. Горбатиться, света белого не видя? Ну уж нет!!! Судя по всему мне и зимой покоя не будет. Значит времени играть, купаться, веселиться… да просто радоваться солнцу, ветру, деревьям, ягодам, грибам, орехам, друзьям… не предвидится.
Однако спрашивать меня никто не собирался. В свои шесть с половиной я многого не понимал, но детским своим сердечком догадывался — детство кончилось, так толком и не начавшись.
Двенадцать лет прошло, а я все еще надеюсь на то, что все со мной случившееся — просто кошмары. Конфета содержала яд, от которого организм не может избавится. Так я для себя решил, хотя того количества лекарей, которых приглашали меня осматривать, скорее, терзать и издеваться, хватило бы на целый легион. Никаких болячек этот легион все равно не нашел. Более того, эскулапы в один голос твердили, будто мой организм на редкость здоров.
Мне оставалось только ждать и надеяться. Надеяться на то, что автоментор — не более, чем проекция образа, созданного моим собственным подсознанием, предупреждающим меня о скором исцелении таким вот своеобразным способом. Надо всего лишь закрыть тысячу четыреста тридцать шесть тестов и все со мной будет в порядке. Трудно конечно, но я обязательно выполню все задания. Может быть, было бы легче, если бы задания относились к отдельным блокам профессиональных знаний, но, к сожалению, это было не так. Задачи относились к всему комплексу полученных знаний, что, впрочем, оправдано. Например, та же алхимия и для кулинарии и для лекарского дела годится, а рукопашный бой… хм… так овощи нашинковать тоже навык определенный требуется.
Осталось пятьсот шестьдесят два блока тестов и… что-нибудь измениться. Надеюсь, в лучшую сторону.
Хр-р-р-р… Уй!
— Эй! Ты меня слышишь?! — острый кулачок втыкается мне под ребро, выбивая из дремы. — Опять нагло спишь?! Тут, понимаете ли, целая графиня перед ним распинается, а он, гад, дрыхнет!
— Не целая.
— Что?
— Графиня! Не целая, — с дурацким стремлением к точности формулировок стал я объяснять то, что объяснять совершенно не нужно. — Это мама твоя — графиня. А ты, если и графиня, то, разве что, наполовину. Графинчик, скорее.
— Гр-р-рафинчи-и-ик?! — угрожающий рык девушки стал слишком уж стремительно перерастать в яростный.
Я не придумал ничего умнее, чем подлить масла в огонь.
— Ну не графюшкой же называть…
Здесь мы разошлись во мнениях… то есть я рванул во всю прыть, куда глаза глядят, а Маликоса вместо того, чтобы разойтись в другую сторону, приложила все силы к достижению консенсуса через вбивание в мою голову самых твердых принципов. Слишком уж твердых. Потому я категорически не согласился с таким способом их усвоения и стал в лучших традициях дипломатии уклоняться от прямого контакта.