Потому что ты моя
Шрифт:
Через полчаса Берт спустился в холл. Аромат свежесваренного кофе увлек его дальше – в просторную, выложенную белой плиткой кухню.
Повязав на шею желтый шелковый платок, он носком ботинка приоткрыл дверь и, просунув голову в кухню, жалобно сказал:
– Может умирающий с голоду рассчитывать здесь хотя бы на чашку кофе?
Молодые кухарки прыснули со смеху, а полная невысокая женщина, колдующая над кастрюлями у плиты, вздрогнула и обернулась. При виде высокого темноволосого ковбоя ее лицо расплылось в широкой улыбке.
– Господи, как
Молодые помощницы дружно закивали, не в силах оторвать глаз от молодого хозяина. Кухарка вновь занялась кастрюлями.
– Клянусь, в доме без вас было так тихо, что я чуть не сошла с ума.
– О Марта, любовь моя, – воскликнул Берт, – сколько я тебя знаю, ты всегда была близка к этому.
Толстушка захихикала:
– Лучше придержи язык, мальчик, а то поскачешь на ранчо на пустой желудок.
Берт неслышно подошел к Марте, положил руки ей на плечи и опустил подбородок на седую макушку.
– Этого не может быть.
– Это ты так думаешь. Перестань дурачиться. Не мешай, у меня дела, – сказала она строго, но глаза сияли.
Берт опустил руки и заглянул через ее плечо в сковороду: там соблазнительно шипели толстые куски окорока.
– Вы глядит аппетитно. К этому нужно еще шесть яиц и, может быть, пару...
– Будешь есть то, что я тебе дам, – отозвалась Марта и тут же испустила истошный крик, потому что Берт, зарычав как медведь, обхватил ее руками и поднял в воздух.
Кухарка визжала и смеялась, а Берт, держа ее на весу, говорил, что именно ему хочется получить на завтрак.
– Ты приготовишь мне то, что я прошу?
– Да, да, отпусти меня, – простонала кухарка.
– Так-то лучше, – сказал он и запечатлел на пухлой щеке Марты поцелуи. – И давай побыстрее. Я голоден как волк.
– Убирайся отсюда! – Марта стукнула Берта деревянной поварешкой, но, когда тот был уже у дверей, окликнула; – Я слышала, ты вернулся совсем под утро, часа в четыре. Надо полагать, вечер прошел замечательно?
Берт замер в дверном проеме и сказал:
– Гости сами себя развлекали, а я... я... Неожиданно слова застряли у него в горле: ему вспомнилась таинственная красавица, – и он вдруг снова пережил то волнующее чувство, которое схватило его, когда карие глаза испытующе остановились на нем.
Тряхнув головой, словно хотел отогнать прекрасное видение, Берт вышел из кухни.
Отца и Каппи Рикса он застал на южном дворике. Берт с болью посмотрел на отца. Рейли Бернет казался старше своих семидесяти четырех: впалые щеки, изможденное лицо, опущенные углы рта, совершенно седая голова. Плечи поникли, на руках проступили синие вены, суставы пальцев обезобразил артрит. Изнуренный годами болезни, некогда крепкий человек стал жалким и Немощным. Каппи Рикс был всего на восемь лет моложе, но контраст был разительным: бодрый, энергичный Каппи мог провести в седле целый день.
Увидев приближающегося сына, Рейли Бернет улыбнулся.
– Рад тебя видеть! –
– Я тоже, папа.
Кивнув Каппи, Берт занял свое место за столом.
– Как себя чувствуешь?
– С тех пор как ты вернулся, гораздо лучше. Налив в чашку крепкого черного кофе, Берт принялся за еду. С аппетитом он съел всего понемногу: и окорока, и копченой грудинки, и румяного горячего пирога.
Знаток множества смешных историй, Берт развлекал стариков рассказами о приключениях в Чикаго, слегка их приукрашивая, с одной стороны, а с другой – опуская детали, касающиеся своих любовных похождений.
Бернет-старший смеялся от души, его бледное лицо порозовело, глаза сияли. Время летело быстро. Наконец Берт отодвинул тарелку.
– Выпей еще кофе, Бертон, – попросил отец. – Не уходи.
Но Каппи Рикс достал из кармана золотые часы и, взглянув на Берта, неумолимо сказал.
– Если мы собираемся поспеть в загон вовремя, надо ехать.
– Он прав, папа. – Берт встал и, ласково положив руку на плечо отца, спросил: – Останешься во дворике или проводить тебя в дом?
– Нет, нет, мне хорошо здесь, сынок. Поезжайте. – Он улыбнулся. – Какое счастье, что ты вернулся домой.
– Да, это счастье, папа, – ответил Берт, и они с Капни оставили старика одного.
Весь день Берт трудился в поте лица наравне с рабочими ранчо. Никому, даже проницательному Каппи, не пришло бы в голову, что он чем-то взволнован? Но беззаботное веселье скрывало смутную тоску, причины которой Берт сам до конца не понимал и от этого чувствовал смятение.
Тяжелая физическая работа не сняла нервного напряжения, поэтому ближе к вечеру Берт уговорил старого управляющего отправиться верхом к подножию дальних гор, надеясь, что дальняя прогулка поможет вернуть душевное равновесие.
Покой, царящий в природе, постепенно овладевал Бертом. Закатное солнце мягко освещало долину, пестревшую от желтых люпинов и оранжевых маков; далеко впереди в голубой дымке виднелись темно-синие вершины гор, резко очерченные на фоне предвечернего неба.
Дорога пошла круто вверх. Поднявшись по склону одного из холмов, всадники огляделись. Они были одни среди этого удивительно прекрасного мира.
Вдруг там, внизу, в долине, они увидели всадника.
Словно слившись с конем, тот спокойно стоял, очевидно, не замечая Берта и Каппи. Всадник снял соломенное сомбреро, тряхнул головой, и в лучах заходящего солнца кроваво-красным огнем вспыхнули длинные золотистые волосы.
– Это она. – Берт пришпорил жеребца.
Но они опоздали. Всадница исчезла. Можно было подумать, что это мираж.
– Мои старые глаза обманывают меня или это была женщина? – недоуменно спросил Каппи.
Берт был как во сне. В голове стучала только одна мысль – я найду ее!
На следующий день Берт отправился на прогулку один, неутомимо искал свою таинственную незнакомку. Милю за милей Берт прочесывал обширные пространства ранчо, пока у него не устали глаза и не заболела спина.