Потоп (Книга II, Трилогия - 2)

Сенкевич Генрик

С этими словами король повернул коня назад, к ущелью, за ним последовали его спутники. Они остановились там, где проезжий горец показал им границу.

Прошло четверть часа, полчаса, час.

– Вы замечаете, – промолвил вдруг ленчицкий воевода, – что зарево становится меньше?

– Гаснет, гаснет на глазах, – раздались голоса.

– Это добрый знак, – заметил король.

– Возьму я человек двадцать и проеду вперед, – сказал Тизенгауз. – Мы остановимся в полуверсте от того места, где стояли, и, коль

шведы станут подступать, будем задерживать их, покуда костьми не ляжем. У вас хоть будет время подумать о том, как спасти его величество.

– Оставайся со всеми! – приказал король. – Я запрещаю тебе ехать!

– Государь, велишь потом расстрелять меня за ослушание, а сейчас я поеду, ведь в опасности твоя жизнь!

И, кликнув десятка два надежных солдат, он тронулся с ними вперед.

Они остановились у выхода в долину и стояли тихо, держа наготове ружья и прислушиваясь к малейшему шороху.

Долго ждали они в молчании, наконец до слуха их долетел скрип снега под копытами лошадей.

– Едут! – шепнул один из солдат.

– Не отряд это вовсе, лошадей, слышь, немного, – подхватил другой. – Пан Бабинич едет!

Между тем всадники приблизились в темноте, они были уже в нескольких десятках шагов.

– Кто там? – крикнул Тизенгауз.

– Свои! Не стрелять! – раздался голос Кмицица.

В ту же минуту он появился перед Тизенгаузом и, не узнав его в темноте, спросил:

– Где же король?

– Там, позади, у входа в ущелье! – ответил, успокоившись, Тизенгауз.

– Кто это говорит? Не разгляжу впотьмах.

– Тизенгауз! А что это за штука большая такая перед седлом у тебя?

С этими словами он показал Кмицицу на темный предмет, переброшенный через седло.

Но пан Анджей ничего не ответил, проехал мимо. Доскакав до королевской свиты, он узнал короля, так как у входа в ущелье было гораздо светлей.

– Государь! – крикнул он. – Путь свободен!

– Шведов уже нет в Живце?

– Они отошли к Вадовицам. Это был отряд немецких наемников. Да вот один из них тут у меня, допроси его сам, государь!

И пан Анджей неожиданно с такой силой швырнул наземь переброшенный через седло предмет, что стон пошел в ночной темноте.

– Что это? – удивился король.

– Это? Рейтар!

– Господи! Да ты и языка привез? Как же ты его добыл? Рассказывай!

– Государь! Когда ночью волк крадется за отарой овец, одну овцу ему легко унести. Да сказать по правде, не впервой это мне.

Король руками развел.

– Вот это солдат так солдат! Нет, вы только подумайте! Да с такими слугами я могу хоть в самую гущу шведов ехать!

Тем временем все окружили рейтара, который не поднимался с земли.

– Допроси его, государь, – не без кичливости сказал Кмициц. – Хоть не знаю я, сможет ли он отвечать, придушили мы его немного, да и попытать тут его нечем.

– Влейте

ему горелки в глотку, – приказал король.

Это лекарство лучше всякого огня помогло, рейтар мигом пришел в себя и обрел дар речи. Прижав ему к горлу острие рапиры, Кмициц велел говорить чистую правду.

Пленник показал, что он состоит в полку полковника Ирлегорна, что они узнали о проезде короля и напали на драгун под Сухой, но, получив сокрушительный отпор, вынуждены были отступить в Живец, а уж оттуда, согласно полученному приказу, направились на Вадовицы и Краков.

– А в горах нет других шведских отрядов? – спрашивал по-немецки Кмициц, сильнее прижимая острие к горлу рейтара.

– Может и есть, – прерывистым голосом отвечал рейтар. – Генерал Дуглас разослал повсюду разъезды, но все они отступают, на них в ущельях нападают мужики.

– А под Живцем вы одни были?

– Одни.

– И вы знаете, что польский король уже проехал?

– Он проехал с теми драгунами, что столкнулись с нами в Сухой. Мы его видали.

– Почему же вы его не преследовали?

– Горцев боялись.

Кмициц обратился к королю на польском языке:

– Государь, путь свободен, да и ночлег в Живце найдется, шведы сожгли только часть домов.

Но Тизенгауз, человек недоверчивый, вот что говорил в это время войницкому каштеляну:

– Либо великий он воитель с сердцем чистым, как золото, либо коварнейший изменник. Ведь с этим языком, вельможный пан, может статься, все одно притворство, начавши с того, что достал он будто бы его, и кончая этим допросом. А что, если все это подстроено? Что, если шведы притаились в Живце? Что, если король поедет туда и попадет в западню?

– Оно бы лучше проверить, – промолвил войницкий каштелян.

Тизенгауз повернулся к королю и громко сказал:

– Позволь мне, государь, сперва съездить в Живец и проверить, правду ли говорят пан Бабинич и этот немец.

– Ну, что ж! Позволь ему съездить, государь! – воскликнул Кмициц.

– Поезжай, – приказал король, – но мы тоже потихоньку тронемся, а то холодно.

Тизенгауз помчался во весь опор, а королевская свита стала медленно подвигаться за ним. Король повеселел, снова был в хорошем расположении духа и через некоторое время сказал Кмицицу:

– С тобой, как с соколом, можно на шведов охотиться, бьешь на лету!

– Так оно и было, – ответил пан Анджей. – Коль пожелаешь, государь, поохотиться, сокол всегда готов!

– Расскажи, как ты его достал?

– Пустое это дело, государь! В походе человек двадцать всегда плетется в хвосте, а этот отстал на добрую сотню шагов. Подъехал я поближе, а он думал, это свой, не поостерегся, ну, ахнуть не успел, как я его схватил, зажавши рот, чтоб не кричал.

– Ты говорил, не впервой тебе это. Неужто и раньше случалось?