Потоп. Дилогия
Шрифт:
– Кто побил?
– Пан Кмициц.
Скшетуские и Заглоба даже с лавок повскакали.
– Кмициц? Да как он сюда попал? – засыпали они Редзяна вопросами. – Неужто сам князь гетман уже пришел? Да ну же, говори скорее, что случилось?
Володыёвский тем временем выбежал на улицу, чтобы собственными глазами увидеть, какой урон понесли его люди, и посмотреть их.
– Что я вам буду рассказывать? – ответил Редзян. – Лучше подожду, покуда пан Володыёвский воротится, это ведь больше его касается, не повторять же мне два раза одно
– Ты видел Кмицица своими глазами? – спрашивал Заглоба.
– Как вас вот вижу.
– И говорил с ним?
– Как же не говорить, коли мы повстречались с ним в корчме «Клич», что недалеко отсюда, я заехал, чтобы дать отдохнуть лошадям, а он остановился на ночлег. Чуть не час целый мы с ним проговорили, делать-то больше было нечего. Я жаловался на шведов, он тоже жаловался.
– На шведов? Он тоже жаловался на шведов? – спрашивал Скшетуский.
– Страх как, хоть сам ехал к ним.
– Много было с ним войска?
– Да никакого войска не было, всего несколько слуг, правда, при оружии и с такими свирепыми образинами, что таких не было, пожалуй, и у тех, что по приказу Ирода избивали невинных младенцев. Выдал он себя за простого шляхтича-однодворца, сказал, будто с лошадьми на ярмарку едет. Был у него табунок голов на двадцать, но я что-то ему не поверил: и с виду человек совсем не простой, и смел, не как барышник, и перстень дорогой видел я у него на руке. Да вот он!
Самоцвет сверкнул перед глазами слушателей, а Заглоба руками об полы хлопнул.
– Успел-таки выцыганить! – воскликнул старик. – Да я бы тебя по одному этому на другом конце света признал!
– Нет уж, позволь, милостивый пан, не цыганил я вовсе! Я ведь тоже шляхтич, ровня другим, не цыган, хоть и арендатор, покуда не дал Господь своим именьицем обзавестись. А перстень этот дал мне пан Кмициц в знак того, что правду он мне говорил, а что он говорил – это я вам сейчас в точности повторю, потому сдается мне, речь идет об наших шкурах.
– Как так? – спросил Заглоба.
Но тут вошел Володыёвский, возмущенный до крайности, бледный от гнева; он швырнул шапку на стол и сказал:
– Неслыханное дело! Трое убиты, Юзву Бутрыма саблей так полоснули, что еле дышит!
– Юзву Бутрыма? Да ведь это человек медвежьей силы! – изумился Заглоба.
– На глазах у меня сам пан Кмициц его и полоснул! – вмешался в разговор Редзян.
– Довольно с меня этого Кмицица! – в гневе вскричал Володыёвский. – Где бы этот человек ни появился, всюду он, как чума, сеет смерть. Довольно! Око за око, зуб за зуб! Но теперь у нас с ним новый счет! Людей мне изувечил, на добрых солдат напал. Я ему это попомню, мы еще встретимся!
– Сказать по правде, не он на них напал, а они на него, он ведь в самый темный угол забился, чтоб они его не признали, – сказал Редзян.
– А ты чем моим помочь, еще его оправдываешь! – сердито оборвал его Володыёвекий.
– Да я по справедливости. А что до помощи, так мои хотели
И Редзян стал подробно описывать драку в корчме, ничего не пропустил, а когда он рассказал наконец все, что Кмициц велел передать Володыёвскому, все просто остолбенели.
– Он сам тебе это сказал? – спросил Заглоба.
– Сам, – ответил Редзян. – «Я, – толковал он мне, – пану Володыёвскому и конфедератам не враг, хоть они иначе думают. Придет время, все обнаружится, а покуда Христом-Богом молю, пусть держатся вместе, не то виленский воевода их как раков из сака повыберет».
– И он сказал тебе, что воевода уже в походе? – спросил Ян Скшетуский.
– Нет, он говорил, что гетман только ждет подмоги от шведов, а тогда тотчас двинется в Подлясье.
– Что вы об этом думаете? – поглядел на товарищей Володыёвский.
– Странно мне все это! – воскликнул Заглоба. – То ли этот человек предает Радзивилла, то ли нам ловушку готовит. Но какую? Советует держаться вместе, а какой же от этого может быть вред для нас?
– А тот, что с голоду пропадем, – ответил Володыёвский. – Мне уже дали знать, что и Жеромский, и Котовский, и Липницкий должны разделить свои хоругви на отряды по нескольку десятков сабель и расставить их на постой по всему воеводству, потому что вместе они не могут прокормиться.
– А что, как Радзивилл и впрямь придет, – промолвил Станислав Скшетуский, – кто тогда сможет дать ему отпор?
Никто не нашелся, что ответить, потому что ясно было как день, что если великий гетман литовский подойдет с войском и застанет силы конфедератов рассеянными, он легко их истребит.
– Странно мне все это! – повторил Заглоба. Помолчав с минуту времени, он продолжал: – И все-таки Кмициц уже доказал, что он искренне нам сочувствует. Я вот и подумал, не оставил ли он Радзивилла? Но тогда зачем ему пробираться переодетым, да еще куда? К шведам? – Тут он обратился к Редзяну: – Он говорил тебе, что едет в Варшаву?
– Да! – ответил Редзян.
– Но ведь там уже шведы.
– Да-да! – подтвердил Редзян. – Коль он ехал всю ночь, так теперь уже должен был повстречать шведов.
– Ну видали ль вы когда такого человека? – воскликнул Заглоба, глядя на товарищей.
– Что зло смешалось в нем с добром, как плевелы с пшеницей, в том нет сомнения, – сказал Ян Скшетуский. – Но чтоб в совете, который он нам дает, таилась измена, с этим я решительно не могу согласиться. Не знаю я, куда он едет, почему пробирается переодетый, и не стану зря ломать над этим голову, – тут скрыта какая-то тайна. Но я готов поклясться, что совет он дает дельный, искренне нас предостерегает, и спасение наше в одном – послушаться его. Как знать, не обязаны ли мы опять ему жизнью.