Потоп. Огнем и мечом. Книга 2
Шрифт:
Вскоре в облаках пыли что-то блеснуло, будто искры рассыпались, они сверкали все явственней, словно свечи пылали в дыму.
– Это сверкают копья! – воскликнул Володыёвский.
– Войско идет.
– Наверное, какой-нибудь шведский отряд.
– У них копья только у пехоты, а там пыль вон как несется. Конница это, наши!
– Наши, наши! – повторили драгуны.
– Стройсь! – раздался голос пана Роха.
Драгуны окружили телегу. У Володыёвского горели глаза.
– Это уж наверняка мои лауданцы с Заглобой!
Всадники, ехавшие навстречу, были уже в какой-нибудь
– Это пан Заглоба! Клянусь Богом, пан Заглоба!
Улыбка прояснила лицо Яна Скшетуского.
– Он! Не кто иной, как он! – подтвердил Ян. – И под бунчуком! Уже успел произвести себя в гетманы. Я бы его всюду узнал по этому озорству. Каким он родился, таким и умрет.
– Дай Бог ему здоровья! – воскликнул Оскерко. Затем он сложил ладони у губ и крикнул: – Пан Ковальский! Это родич к тебе в гости едет!
Но пан Рох не слышал, он как раз сгонял своих драгун. И хоть горсточка людей была у него, а навстречу неслась целая хоругвь, он, надо отдать ему справедливость, не растерялся и не струсил. Он построил драгун в два ряда перед телегой; однако хоругвь развернулась тем временем и по татарскому способу начала заезжать полумесяцем с обеих сторон. Но, видно, с паном Рохом хотели сперва повести переговоры, потому что стали махать знаменем и кричать:
– Стой! Стой!
– Вперед! Шагом марш! – крикнул пан Рох.
– Сдавайтесь! – кричали с дороги.
– Огонь! – скомандовал в ответ Ковальский.
Немая тишина была ответом; ни один драгун не выстрелил.
Пан Рох тоже на минуту онемел, затем в ярости набросился на своих солдат.
– Огонь, собаки! – рявкнул он страшным голосом и одним ударом кулака свалил с лошади ближайшего солдата.
Остальные шарахнулись от разъяренного офицера; но ни один не подчинился команде. И вдруг драгуны бросились наутек и рассеялись в мгновение ока, как стая испуганных куропаток.
– Я бы все-таки этих солдат приказал расстрелять! – проворчал Мирский.
Увидев, что собственные солдаты оставили его, Ковальский повернул коня навстречу хоругви.
– Там моя смерть! – крикнул он страшным голосом.
И ринулся вперед ураганом.
Но не успел он проскакать и половину дороги, как в рядах Заглобы раздался выстрел из дробовика: дробь засвистела на дороге, конь пана Роха зарылся храпом в пыль и рухнул, привалив ездока.
В ту же минуту из хоругви вынесся, как молния, солдат и схватил за шиворот поднимавшегося с земли офицера.
– Это Юзва Бутрым! – воскликнул Володыёвский. – Юзва Безногий!
Пан Рох, в свою очередь, схватил Юзву за полу, и пола осталась у него в руке; тут они сшиблись и трепали друг друга, словно два ястреба, так как силы были оба непомерной. У Бутрыма лопнуло стремя, он свалился наземь и перекувырнулся, однако не выпустил пана Роха, и они, свившись в клубок, катались
Подскакали другие солдаты. Сразу два десятка рук схватили Ковальского, который рвался и метался, как медведь в западне, швырял людей, как вепрь-одинец собак, снова вставал и вовсе не думал сдаваться. Он хотел погибнуть, а между тем слышал десятки голосов, повторявших одно слово: «Живьем! Живьем!»
Наконец силы оставили его, и он потерял сознание.
Пан Рох, в свою очередь, схватил Юзву за полу, и пола осталась у него в руке; тут они сшиблись и трепали друг друга, словно два ястреба…
А Заглоба уже был у телеги, верней, на телеге и обнимал Скшетуских, маленького рыцаря, Мирского, Станкевича и Оскерко и при этом кричал, задыхаясь:
– А что! Все-таки пригодился Заглоба! Теперь мы дадим жару Радзивиллу! Друзья мои, мы свободны, и у нас солдаты! Сейчас мы отправимся разорять его имения! А что, удался фортель? Не тем, так другим способом я бы все равно вырвался на волю и освободил вас! Совсем запыхался, дух не переведу! На имения Радзивилла, друзья мои, на имения Радзивилла! Вы еще о нем не знаете того, что я знаю!
Дальнейшие изъявления радости прервали лауданцы, которые бежали взапуски, чтобы приветствовать своего полковника. Бутрымы, Гостевичи Дымные, Домашевичи, Стакьяны, Гаштовты – все столпились у телеги, и могучие глотки непрерывно ревели:
– Vivat! Vivat!
– Спасибо вам за любовь! – сказал маленький рыцарь своим солдатам, когда они поутихли. – Страшное это дело, что мы должны выйти из повиновения гетману и поднять на него руку, но измена явная, и поступить иначе мы не можем! Мы не предадим отчизну и нашего всемилостивейшего короля. Vivat Joannes Casimirus rex!
– Vivat Joannes Casimirus rex! – подхватили три сотни голосов.
– Учиним наезд на имения Радзивилла! – кричал Заглоба. – Потрясем его кладовые и погреба!
– Коней подать! – крикнул маленький рыцарь.
Солдаты бросились за лошадьми.
– Пан Михал! – обратился тем временем Заглоба к Володыёвскому, – Я вел твоих людей, замещая тебя, и, надо отдать им должное – что я и делаю с радостью, – они у тебя молодцы! Но теперь ты свободен, и я передаю власть в твои руки.
– Прими, пан, начальство над хоругвью, ты по званию из всех нас самый старший, – обратился пан Михал к Мирскому.
– И не подумаю! Я тут при чем? – ответил старый полковник.
– Тогда ты, пан Станкевич…
– У меня своя хоругвь, и чужую я не стану брать! Оставайся ты, пан, начальником. Ну, что тут разводить церемонии! Ты знаешь людей, они знают тебя и лучше всего будут сражаться под твоим начальством.
– Так и сделай, Михал, так и сделай, задача-то нелегкая! – говорил Ян Скшетуский.
– Ну что ж, быть по-вашему.
С этими словами пан Михал взял булаву из рук Заглобы, вмиг построил хоругвь для похода и вместе с друзьями двинулся во главе ее вперед.