Потрошитель человеческих душ
Шрифт:
— То есть вы в замешательстве и ничего не понимаете? — спокойно врезал правду-матку Крячко.
— Отнюдь, — возразил профессор и выразительно посмотрел на рюмки.
Крячко согласно кивнул и разлил еще по одной. Выпили молча, закусили.
— Тут ведь как, — сказал профессор, — мы идем путем аналогий, сходства реакций. Собаку Павлова представляете?
— А как же! — с готовностью подхватил Крячко. — Мы ей звонок, она нам желудочный сок.
— Конечно, — согласился захмелевший профессор, для которого эти две рюмки были за вечер не единственными. — Только я не о том.
— Какие-то фобии, которые корнями лежат в детстве? — переспросил Гуров.
— Я бы представил это как затаенную боль, — вдруг более трезвым голосом произнес профессор. — Пусть не боль, пусть обостренную реакцию на случившееся в детстве, которую наружу не пускает сформировавшийся за последующие годы психотип. Если вас интересует мое пожелание — девушке на всю оставшуюся жизнь нужен будет психоаналитик, куратор.
— Хорошо, Борис Моисеевич, — кивнул Гуров, — я понял вас. Выводы предварительные…
— Вы, Лев Иванович, молодец, что поселили девушку с отцом у себя. Крайне положительная атмосфера плюс теплое отношение к вам, ваше позитивное влияние.
— Я понял, Борис Моисеевич, а можно мы вам еще один вопрос зададим? Что вы скажете о человеке, который, став свидетелем несчастного случая со смертельным исходом, оставлял на теле или рядом с телом погибшего носовой платочек?
— Простите?
— Человек, который четырежды был свидетелем таких происшествий и всегда оставлял рядом свой носовой платок, в двух случаях — прямо на груди погибшего.
— Ого, вот вы загнули загадку! — Глаза профессора заблестели уже совсем хмельным блеском. — Ваш загадочный человек ходит по городу и «случайно» попадает в места, где происходят несчастные случаи со смертельным исходом?
— Здорово! — восхитился Крячко. — Вы просто гений, профессор. С ходу сообразили, что случайно человек в такие места часто не попадает. Ладно, спросим вас иначе. Как вы отнесетесь к человеку, который убивает, имитируя несчастные случаи? А потом еще и одинаковые платочки раскладывает на месте каждого преступления?
— Это уже маниакальные наклонности, поздравляю вас, господа сыщики, — кивнул профессор. — А вы чего хотели? Болезненная ассоциация, странная, но фобия. Боюсь, когда вы этого маньяка поймаете, в Кащенко вам дадут неутешительное заключение о его невменяемости.
— Ну спасибо, — усмехнулся Гуров, — успокоили. Значит, по-вашему, тут налицо ненормальность?
— Любое умышленное лишение человека жизни есть ненормальность. Это, господа мои, в любой религии осуждается. Неумышленное может быть в единственном варианте, а у вас, как я понял, серия убийств. Так что же вы хотите?
— Я хочу вас попросить предположить, — напомнил Гуров, — какого рода фобии, какого рода психологические
— Ну, я не знаю… Носовой платок?
— Да, белый дамский носовой платочек с капельками крови во всех случаях.
— Тут может иметь место очень сложный ассоциативный ряд. И вряд ли прямая ассоциация с саваном или слезами.
— Или насморком, — серьезно добавил Крячко.
— Или насморком, — согласился Лозовский. — Могу вам сказать, что платок может быть вообще ни при чем. Что держал или держала в руках, то и бросила на прощание. Тут скорее дело не в платке, а в символе. Например, упокойся с миром, а я тебя простила. Или, фу, какая гадость, и брезгливой бросок того, что было в руке.
— Это понятно, — согласился Гуров. — А что-нибудь вы можете сказать о внешних признаках психической болезни этого человека?
— Странности налицо, такое трудно не заметить. Но вот признаки агрессии могут в обычной жизни не проявляться. И еще… я не уверен, что это женщина.
Крячко поперхнулся бутербродом с колбасой, и Гурову пришлось похлопать его по спине.
— Придется выяснять, — прокашлявшись, заговорил, наконец, Станислав, — а не имел ли Миронов гомосексуальных наклонностей?
На территории дачного поселка дышалось хорошо. Особенно, когда сумерки превращаются в вечер, когда в окнах загорается свет, и звуки слышны теперь далеко. Гуров увидел свет в окне и успокоился. Значит, Юрка с Татьяной в доме. На даче Лев не был уже с неделю, если не больше, а со своим одноклассником общался только по телефону. Сегодня, после общения с профессором, ему захотелось приехать, навестить своих гостьей. Внутри появилось какое-то чувство вины.
Открыв калитку, он прошел по дорожке из цветной тротуарной плитки и поднялся на веранду. В доме была слышна музыка, чем-то вкусно пахло. Толкнув дверь, Лев увидел Юрку в фартуке перед плитой. На плите что-то шипело и фырчало в кастрюльках.
— О-о! Хозяин пожаловал! — обрадовался Калинин. — На запах шел? Руки мой, у меня гуляш готов с картошечкой. Татьяны там не видел?
— Она что… не дома? — опешил Гуров, стараясь не выдать своего волнения.
— Да она вышла пройтись немного. Сказала, голова разболелась в духоте сидеть.
— А ты чего с ней не пошел?
Юрка повернул голову и с укором посмотрел на Гурова:
— Ты что, Лева? Она же не совсем… того. Чего с ней тут случится, в поселке-то?
— Да нет, я ничего! — поспешил ответить Гуров. — Беспокоюсь просто. Как вы тут живете? С продуктами как? Хватает?
— Если что, я бы позвонил. Да и магазин у вас на том конце поселка есть. Это если на крайний случай.
За окном стукнула калитка, и вскоре на пороге появилась Татьяна. Она улыбнулась им, но улыбка была какой-то вымученной, болезненной.
— Ребята, а давайте выпьем шампанского! — с энтузиазмом предложил Гуров. — Там, помнится, в холодильнике у меня еще с весны стояла бутылка. И повод вполне подходящий. Я сегодня разговаривал с профессором Лозовским…
Две пары глаз мгновенно обратились на него, и Лев сразу пожалел, что начал это свое вранье. Вранья он терпеть не мог всю жизнь, а тут приходится.