Потрясающий мужчина

Геллер Ева

Руфус засмеялся:

— Очевидно, это относится к психологическому климату в коллективе. Да нет, просто мы знакомы уже целую вечность. Она и с Хеддерихами на «ты». Маленькие отели — почти семейные предприятия.

— Она такая богатая, — полюбопытствовала я, — почему же так запустила отель?

— Она не такая богатая, как хочет казаться. Любит пустить пыль в глаза. А поскольку ее муж — «господин нотариус», они автоматически принадлежат к высшим кругам.

— Но на гостинице она достаточно зарабатывает.

— В том-то и дело, что нет. Дела идут не слишком хорошо. А у нее нет желания тратить на гостиницу время

и силы. Отель достался ей в наследство, и с тех пор им руководит коммерческий директор. Когда ее дети, Микки и Шнаппи (Шнаппи — это сын. Собственно, его зовут Бенжамин, а Шнаппи звали собаку. Но с тех пор, как сына стали в школе дразнить Шнаппи, собака превратилась в Бенни), так вот, Бербель утверждает, что когда они подрастут и смогут сами водить машину, она станет управлять отелем. Однако в прошлом году у ее мужа случился инфаркт. Сейчас он уже хорошо себя чувствует, но теперь она до конца своих дней должна ждать, когда самое плохое у него будет позади. Меня Бербель наняла, потому что считает, мне можно доверять. Часто она бывает весьма недоверчивой.

Наверняка Руфус заслуживал доверия, но только не наружностью.

— Как ты думаешь, госпожа Шнаппензип считает меня достойной доверия?

— Несомненно. Она утверждает, что для нее не играет роли, из какой семьи человек, какого цвета у него кожа и так далее. Главное — хорошее образование, лучше с дипломом солидного института. Хотя сама она отучилась лишь два семестра.

— А у тебя есть диплом?

— Иначе я не имел бы права быть коммерческим директором этого заведения.

— Ты коммерческий директор?!

— Да, поэтому я за все отвечаю.

— Почему же тогда говорил, что ты мальчик на побегушках?

— Коммерческий директор — слишком выспренно для этой халупы. А мальчик на побегушках — верное определение. Я на этой должности всего год, с тех пор как предыдущий директор ушел на пенсию. И надеюсь, это не на век.

— А что ты изучал?

— Я палеонтолог по позвоночным.

— Что это такое?

— Если популярно, то я изучаю динозавров. — Руфус ухмыльнулся, под его безобразной растительностью блеснули красивые зубы.

— Для чего в отеле нужен диплом о динозаврах?

— Понятия не имею, — теперь Руфус принял свой обычный подавленный вид. — Я интересуюсь большими окаменелостями.

Я начала мыть раковину, чтобы не стоять без дела.

— А что думаешь делать потом?

— Тоже не имею ни малейшего понятия, работы для палеонтологов почти нет, разве что в университете. А раскопки, где я собирался работать, недавно законсервировали. Тогда я взялся за эту работу. Теперь вот отодвигаю со дня на день решение этой жизненной проблемы.

Я замолчала, уставившись на сток в раковине. Решилась бы я так долго делать работу, чуждую мне? Нет, сказала я сама себе и покачала головой.

Чтобы поменять тему разговора, я заметила:

— Было бы очень удобно завести сервировочный столик, на котором я бы возила из комнаты в комнату чистящие средства и белье — вместо того, чтобы постоянно бегать в кладовую. Я тогда собрала бы все стаканчики для зубных щеток и вымыла их внизу в посудомоечной машине.

— Когда я начинаю думать о том, что здесь можно поменять, так много приходит в голову, что проходит всякое желание, — уныло заметил Руфус. — С чего начать?

— С чего-нибудь всегда начинают.

— Пока здесь все не рухнет,

лучше оставим все как есть. А когда рухнет, нужное решение придет само.

— Ждать эффективного решения — то же самое, что ждать миллионного выигрыша в лото.

— Тот, кто ждет, еще не потерял надежду, — грустно сказал Руфус и вышел.

Я в бешенстве посмотрела ему вслед. Если с чего-то можно начать, не нужно ждать. Мой взгляд упал на стул возле двери, красивый стул темного дерева, сиденье которого тоже было изуродовано омерзительной синтетической пленкой господина Хеддериха. Я села на кровать и, ударив кулаком снизу, выбила сиденье. Как я и предполагала, пленка была укреплена только скрепками. Я потянула за край пленки; потом оторвала вторую сторону. Под пленкой показалась светло-желтая набивная ткань в полоску стиля «бидермайер». Придя в восторг, я оторвала третий край, четвертый… и обомлела. В середине сиденья чернело пятно. Я в ужасе закрыла его пленкой. Потом не сдержалась и посмотрела снова: засохшая кровь. Все ясно. Сидела женщина, зачиталась или сушила волосы феном, и вдруг у нее начались месячные. С одной стороны пятно было чем-то замазано: отчаянная попытка исправить положение. Мне стало не по себе.

Вот наказание за то, что я нарушила данное слово и повела себя как дизайнер. В роли горничной я должна радоваться любой синтетической обивке, с которой такие пятна удаляются одним взмахом тряпки. Я спустилась вниз в мастерскую господина Хеддериха, взяла степлер, прикрепила пленку обратно и поклялась никогда больше не выходить из роли.

История была такая неприятная, что о ней я не рассказала даже Бенедикту. Но, конечно, не умолчала о госпоже Шнаппензип и подробностях из жизни Руфуса. Бенедикт заметил, что если госпожа Шнаппензип замужем за нотариусом, то может жить в роскоши на его деньги, и ей совсем не обязательно мучиться с отелем. Тут он прав. И еще Бенедикт посчитал очень глупым, что Руфус называет себя мальчиком на побегушках, а не коммерческим директором. Руфус — типичный неудачник. Тут Бенедикт, наверное, тоже прав. Тем не менее Руфуса мне жалко. В отеле «Гармония» все и в самом деле было безнадежным.

47

— Этот мужчина интереснее, чем кажется на первый взгляд, — заявила Таня, — надо же, исследователь динозавров и коммерческий директор!

Мы стояли во дворе школы Ротшильда, было без нескольких минут семь. Я приехала с Руфусом на его громыхающем «фольксвагене» прямо из отеля. Было бы глупо заезжать домой, поэтому я осталась на час подольше и дождалась господина Хеддериха, принявшего дежурство. Когда мы приехали, Таня с Михаэлем курили на школьном дворе, и Михаэль захотел поговорить с Руфусом. Так что я смогла без свидетелей рассказать все Тане.

— Руфус и Михаэль, похоже, тоже «голубые». Руфус не захотел признаться, почему вместе с Михаэлем ходит на курсы.

— Зато мне Михаэль рассказал: он журналист, и ему поручено написать статью о вечерних кулинарных курсах. Михаэль только не хочет, чтобы об этом узнала Карола. Он боится, что она будет ждать от него громкой похвалы ее недюжинным педагогическим талантам. А ему этого не хотелось бы. В этом вся тайна — только для Каролы. Поэтому Михаэль говорит, что уже умеет готовить. А в то, что он «голубой», я не верю.