Повелитель баталий
Шрифт:
С ней Станиславский справлялся, хотя и задавал мне кое-какие вопросы. Например, о вставлении символов. Я показывал, как это делать, а в глубине души жутко завидовал своему командиру отделения, который спокойно дремал, пока мы работали. Но Станиславский понимал, что я, да и сам он, тоже должны передохнуть.
Он завершил печатание, вернул мне компьютер и приказал:
– Зашифруй и отправь! Потом пятнадцать минут отдыхаешь.
– А вы? – поинтересовался я. – Как можно без отдыха!
– Через три минуты кончается первая четверть часа. Чубо проснется, я лягу. Володя часовым останется. Мы в
Чем опасна эта зона, я спрашивать не стал. Мне хотелось поспать хотя бы на несколько секунд дольше. Я не желал тратить это драгоценное время на разговоры.
В этот раз мой внутренний будильник, кажется, покрылся основательным слоем ржавчины. Я проспал бы все на свете, если бы младший сержант Чубо не ткнул меня автоматным стволом в ногу. Видимо, накопилась усталость и подавила подсознание. Или же оно само не пожелало меня будить, признало мою усталость от маршрута уважительной причиной для непробудного спанья.
Собрался я довольно быстро. Моим спутникам пришлось ждать меня чуть меньше минуты. Это, как я понял, не было критическим моментом.
Я хорошо отдохнул и сразу включился в марш, уверенно поддержал темп, который задал старший лейтенант. Путь наш, как я догадывался, лежал к стенам лаборатории, официально относящейся к военному ведомству Грузии.
Глава 5
Дозвониться до лаборатории удалось не сразу, а только с третьей попытки. Капитан Софикошвили разговаривала на грузинском языке. Кроме нее самой и собеседника, никто ничего не понимал. Капитан Джадиани все еще находился без сознания. Доктор Норфолк знал всего несколько обиходных грузинских слов. Естественно, он не мог воспринимать и переводить на английский речь местных жителей. К тому же доктор теперь наверняка забыл даже то, что помнил еще совсем недавно. И вовсе даже не по причине аварии. Слишком уж активно он прикладывался к своей фляжке.
Полковник Костатидос всегда начинал кашлять, когда нервничал. Это был кашель активного, чуть ли не профессионального курильщика. С вредной привычкой полковник расстался уже более полугода назад, но характерный сухой кашель никак не проходил, мучил его. Иногда он исчезал, но не насовсем. Эта мерзость периодически возвращалась, когда Костатидосу приходилось понервничать.
Полковник хорошо понимал, отчего он нервничал, хотя собственной вины в случившемся не видел. Да, сегодняшнюю операцию уже можно было считать полностью проваленной. Слишком мало времени осталось для того, чтобы ее начать и провести.
Состояние капитана Джадиани, как казалось американцу, было не таким хорошим, чтобы тот мог участвовать в операции. А на нем было завязано многое, чуть ли не все, включая стрельбу по диким кабанам ампулами с бациллами африканской свиной чумы. В лаборатории были выработаны такие модификации вирусов, которые не убивали животное и долгое время держались в его организме. Они делали кабана способным разнести инфекцию на значительные расстояния.
Теперь все срывалось, поскольку спутник точно передал координаты двух стад, которые готовились перейти границу. Через день все эти животные будут уже в России, и заразить их станет невозможно. Поблизости
Это значило, что двухлетняя подготовка была проведена напрасно, и сам полковник Костатидос зря прилетел сюда из Турции. Правда, у него были и другие дела с Норфолком. Но для самого полковника они оказывались второстепенными, поскольку не он разрабатывал проект доктора. Здесь, в Грузии, Костатидос должен был только проконтролировать выполнение чужого заказа.
Другой проект, разработанный полковником, оказался под угрозой жесточайшего срыва по такой банальной причине, как автомобильная авария. Предусмотреть эту беду и заранее подстраховаться было невозможно.
Костатидос заложил руки за спину и нервно вышагивал между двумя автомобилями. Этой ходьбой по короткому маршруту он только взвинчивал свои нервы и кашлял все сильнее. Мисс Дареджан должна была вызвать медиков. Полковник толком не знал, могли ли врачи помочь пострадавшим, но больших надежд на это не питал.
Доктор Норфолк уже пришел в себя, хотя смотрел на окружающее замутненными глазами. Его рассудок пока еще никак нельзя было назвать здравым. С капитаном Джадиани дело обстояло еще хуже. От нашатырного спирта он только морщился, дергал своим крупным породистым носом, но глаза не открывал. Складывалось такое впечатление, что ему просто больно было это делать.
Выходило, что Гиви получил травму. Теперь он едва ли сможет принять участие в предстоящей операции. С доктором Норфолком все было проще. Его задача являлась далеко не такой сложной, хотя трезвую голову требовалось бы иметь и ему.
– Они едут. Я очень напугала их своим сообщением. Начальник транспортного отдела был как раз с руководителем службы безопасности майором Хортия. Тот взял все на себя, потребовал, чтобы мы ничего не трогали и не делали. Я сказала про нашатырный спирт. Хортия предупредил, чтобы мы с этим не переусердствовали. Если поврежден мозг, то нашатырный спирт в большой дозе может оказаться смертельным ядом.
Полковник испуганно отбросил от себя тампон, пропитанный нашатырем, посмотрел на тех, кому давал его нюхать. Не похоже было, что они готовились к встрече с Господом Богом. Конечно, состояние капитана Джадиани оставалось непонятным. Зато доктор Норфолк уже пытался выбраться из машины.
Ученый муж забыл про то, что он пристегнут ремнем безопасности, и долго не понимал, что же именно так мешало ему прогуляться по дороге. Наконец-то доктор справился со своей задачей. Ремень он отстегнуть не сумел, но умудрился каким-то образом выбраться из-под него.
Норфолк выбрался из машины, подошел к коллегам и спросил полковника:
– Мы немножко стукнулись, да?
– Чуть-чуть, – ответил Костатидос.
– Чуть-чуть, – повторила капитан Софикошвили. – Как вы себя чувствуете, доктор?
– Как будто по мне тяжелый грузовик катался. У вас попить чего-нибудь не найдется?
Мисс Дареджан кивнула, пошла к своей машине, принесла бутылку с какой-то бесцветной жидкостью и протянула ее доктору.
Тот свернул крышку, понюхал и осведомился: