Повелитель гоблинов

Суслин Дмитрий Юрьевич

Лес замирал, когда я входил в него. Переставали петь птицы, даже деревья и те не шелестели листьями. Браконьер пришел! А мне было на все это плевать, и я продолжал убивать зверей и птиц столько, что никогда бы не съел столько мяса, не износил бы одежды, сшитой из их шкур, не отлежал бы перин и подушек набитых их перьями. Все это я проделывал из баловства. Ради бахвальства. Мол, вот какой я отличный охотник! Умерли мои родители, состарились и перестали со мной дружить друзья, а я все продолжал ходить в этот лес и убивал, убивал и убивал. И вот однажды пошел я как всегда на охоту и за весь день не встретил ни одного зверя, ни одной птицы. Как будто вымерли они все. Неужели я всех истребил, спрашивал

я себя и проверял, туго ли натянут мой лук, хорошо ли отточены наконечники моих стрел. Но день прошел, и так никого я не выследил и не убил. И такое меня зло взяло, что поклялся я сам себе, что не вернусь домой без добычи.

Настала поздняя ночь. Темно было, хоть глаз выколи. Но я упорно шел и прислушивался. И вот, наконец, услышал рев. Ну, думаю, медведь. Пошел на рев и точно, вышел к медвежьей берлоге. Никогда прежде ее не видывал. А у берлоги медведица с медвежатами играет. Они по ней прыгают, скачут, радуются, а она глупая рычит от удовольствия. Не рычать тебе больше, медведица, не играть тебе с твоими детишками. Натянул я лук, прицелился, и тут медведица меня заметила и человеческим голосом взмолилась:

– Не стреляй, смелый охотник, пожалей ты моих детушек. Убей меня, но их не трогай. Посмотри, какие они маленькие и хорошенькие.

– Глупости, – говорю, – еще ни один зверь от меня живым не ушел.

И одного за другим убил я ее медвежат, а затем и ее саму самой большой стрелой застрелил.

Что тут началось! Гром загремел, молния ударила. И говорит мне медведица умирающая:

– Великий ты преступник и враг всего живого. Проклинаю я тебя за то, что убил ты во мне и моих детях душу этого леса. Нет больше его на свете. Уничтожил ты его. Только мертвые деревья остались стоять в нем. Так останься же и ты тут на веки вечные и замени меня собой. Пусть подлый твой дух не узнает покоя в этом лесу, который ты оставил без единого живого существа!

Сказала она так и испустила дух. Хотел я посмеяться над ее глупыми словами, но тут вновь прогремел гром, вспыхнула молния. Прогремела она и обрушилась прямо на меня.

Умер я. Покинула черная душа моя тело, а вот вырваться за пределы этого леса не смогла. По приговору медведицы осталась она в нем на веки вечные. Летал мой дух по лесу с детства знакомому и не узнавал его. Изменился лес. Страшным неуютным стал и совершенно безжизненным. Ни одного живого существа.

И тут мне впервые так страшно стало, как никогда в жизни не было. Метался я среди деревьев и рыдал и стонал и звал на помощь. Но никто не слышал меня. Остался я одиноким в пустом мертвом лесу. И вот тогда я понял, что жизнь моя была никуда не годной, и таковой стала и смерть моя. Да и не смерть это была. Даже умереть я не смог нормально, а превратился в дух. Да и дух то оказался я не нормальный. Приставало ко мне все, что было на пути. Звериная шерсть, птичьи перья тех, кого убил, намертво прилипли ко мне. Так у меня возникло то, что вы видите. Мое полутело. Но дальше со мной произошло чудо куда более важное, чем приобретения столь удивительной плоти. Я раскаялся. Да раскаялся. При чем совершенно искренне. О, как это было тяжело – понять, что жизнь, которую ты прожил, была неправедной и жестокой. Не просто зря потратить ее, а провести во зле и преступлениях. Знать это было ужасно. Но деваться от самого себя было некуда, и я продолжал существовать в мертвом безжизненном лесу и страдать, как не страдало еще ни одно привидение.

Шли годы. Мучения мои не прекращались. Днем и ночью без отдыха я носился по лесу в надежде найти в нем хоть одно живое существо, хотя прекрасно сознавал, что это невозможно. Так могло продолжаться до скончания веков, но мне все-таки повезло. Однажды я услышал звуки охотничьих рогов. Они были за пределами леса, и помчался в сторону, откуда

они раздавались. И тут я увидел, все во мне сразу возликовало, лань. Красавицу лань, которая неслась прямо на меня. Откуда она взялась? Неужели прибежала из другого леса, который был в нескольких милях от моего? Видимо так и было. И теперь она мчалась прямо ко мне в лес. Я взмолился небу, чтобы она не свернула в сторону. И она не свернула.

А через несколько мгновений я понял почему.

За ней гнались охотники на лошадях и с собаками. Они гнались за бедняжкой с намерением убить ее. Лань была от меня уже в нескольких шагах. Тут я увидел ее взгляд. Никогда я не видел такого взгляда – взгляда животного, которое спасается от охотников. В нем были страх, ужас и еще что-то, от чего мне стало невыносимо тоскливо, потому что я вспомнил, что тоже был охотником и также гнал зверей на погибель. Ах, почему я тогда не видел их глаз? Может быть, это остановило бы мою преступную руку? А сейчас, если бы у меня было сердце, оно разорвалось бы от жалости к несчастной лани. И я решил ее спасти. Сам не знаю, как это получилось, но я вдруг принял ее облик и предстал перед охотниками и их собаками. Я обманул и тех и других. Они бросились за мной, а настоящую лань оставили в покое. Я же был так зол на охотников, что заманил их всех в болото, где они благополучно утонули.

Затем я нашел лань и успокоил ее. Как же она меня благодарила! Никогда я не забуду этого.

Она осталась жить в моем лесу, и он сразу ожил. Случилось чудо. Лес перестал быть мертвым. Неизвестно откуда, в нем стали появляться самые необычные животные. И я стал охранять их. Никто не мог вторгнуться в мой лес с целью обидеть их. Всего себя я посвятил этому. А потом сюда стали приходить и существа, которые в других местах умирали, и теперь они есть только в моем лесу. Вот вам и моя история. История Духа, который расплачивается за неправедную жизнь того, кем он был раньше.

Глава семнадцатая

ПРЯТКИ

Закончив свой рассказ, Дух Колдовского леса умолк. Вся его веселость куда-то испарилась, и от нее не осталось и следа. Перед путешественниками сидел несчастный старик, по измученному лицу которого текли хоть и не настоящие, но все равно горькие слезы.

Дух печалился не долго. Не прошло и минуты, как вдруг глазки его хитро заблестели, и на глазах изумленных Друля, Гальянки и Настрадамуса, он начал из старика превращаться в озорного мальчишку с рыжими вихрами, зелеными, как крыжовник глазами, весь в веснушках и в видавшей виды рубашке с засученными рукавами. Он посмотрел на них и громко расхохотался.

– Я вспомнил детство. Ты, Настрадамус заставил отправиться меня в Страну воспоминаний. Никогда я там не был. Давно уже обо всем позабыл, а вот теперь вспомнил. Детство, друзья, веселые игры. Ты прав. Как это здорово, когда рядом с тобой друзья. Как весело и интересно. У нас была любимая игра. Угадайте, какая?

– Догонялки-полеталки! – предположила Гальянка.

– Нет.

– Совы-мышки? – спросил Настрадамус.

– Нет.

– Кости? – робко произнес Друль.

– Нет. Никто из вас не догадался. Это прятки. Самая веселая игра. Ха-ха-ха! Теперь я знаю, что потребую с вас за золотую пряжу.

– Что? – спросили они хором.

– Вы будете играть со мной в прятки! – воскликнул рыжий мальчишка. От радости он даже подпрыгнул и завертелся на одной ножке. – Если найдете меня три раза, золотая пряжа ваша. А если нет, то она навсегда остается у меня. И не получит ее никто. И уж тем более этот недоумок Мартодуин, который спалил березку и затем вселился в нее.

– Спалил березку! – воскликнула Гальянка. – Какой ужас!

– Ужас, – строго сказал Дух, – но сейчас речь не об этом. Итак, вы согласны на мои условия?