Повелитель императоров

Кей Гай Гэвриел

— Его тоже купили, Мариек? Тот ответил:

— Моя повелительница, я не был уверен. В Нерии я уверен. — Он головой кивнул на оставшегося солдата. Испытующим взглядом посмотрел на Криспина.

— Ты доверяешь родианину? — спросил он.

— Я доверяю родианину, — ответила Аликсана Сарантийская. В ее голосе не было жизни, и в лице тоже. — Полагаю, он спас тебя.

Солдат на это никак не среагировал. Он сказал:

— Я не понимаю, что здесь произошло. Но тебе грозит опасность, моя госпожа.

Аликсана рассмеялась. Этот звук Криспин тоже будет помнить.

— О, я знаю, — ответила она. — Я знаю. Мне грозит опасность.

Но теперь уже слишком поздно. — Она закрыла глаза. Криспин видел, что ее руки опущены. Его собственные руки сжимались в кулаки, — двигались, отражая бурю в его душе. — Теперь все так очевидно, но слишком поздно. Сегодня, наверное, тот день, когда сменяются стражники городского префекта, готова биться об заклад. Я думаю, они уже находились здесь и наблюдали, когда мы приплыли поздно утром, ждали, когда мы покинем поляну.

Криспин и двое солдат смотрели на нее.

— Здесь двое мертвых, — продолжала Аликсана. — Значит, двое из людей префекта были подкуплены. И те четверо новых стражников, которые приплыли на своей маленькой лодке, тоже должны быть подкуплены, иначе не было бы смысла. И ты думаешь, что двое из Бдительных — тоже. — По ее лицу пробежала судорога. Снова лицо превратилось в маску. — Он, наверное, отплыл, как только мы ушли. Они уже добрались до Города. Некоторое время назад.

Никто из трех мужчин не произнес ни слова. У Криспина щемило сердце. Это не его народ, Сарантий не его город на земле Джада, но он понимал, о чем она говорит. Мир меняется. Возможно, уже изменился.

Тут Аликсана открыла глаза. И посмотрела прямо на него.

— У него есть нечто, позволяющее ему видеть? — В ее тоне не было упрека. Ничего не было. Если бы он сказал ей сразу…

Он кивнул. Оба солдата ничего не понимали. Они ничего не значили. Она значила. Она значила очень много, он понял это, глядя на нее. Она повернулась и посмотрела мимо него на двух убитых возле дома заключенного.

А потом повернулась совсем в другую сторону, прочь от стоящих с ней мужчин, от мертвецов на поляне. Посмотрела на север, расправив плечи, как всегда, слегка приподняв голову, словно хотела заглянуть за высокие сосны, через пролив с дельфинами, кораблями и белыми барашками волн, за гавань, городские стены, бронзовые ворота, за настоящее и прошлое, за мир и полумир.

— Я думаю, — произнесла Аликсана Сарантийская, — возможно, все уже кончено.

Она снова повернулась к ним. Ее глаза были сухими.

— Я подвергла тебя смертельной опасности, родианин.

Мне очень жаль. Тебе придется вернуться обратно на императорском корабле одному. Тебе, возможно, будут задавать трудные вопросы, как только ты пристанешь к берегу. Но вероятнее всего, позже, сегодня вечером. Они узнают, что ты сегодня был вместе со мной до того, как я исчезла.

— Моя госпожа, — сказал он, — ты не знаешь, что случилось. — Он помолчал, с трудом сглотнул. — Он умнее всех живущих людей. — А потом ее последнее слово проникло в его сознание, и он переспросил: — Исчезла?

Она посмотрела на него.

— Я не знаю наверняка, ты прав. Но если обстоятельства сложились определенным образом, Империя, которую мы знали, закончилась, и за мной придут. Мне было бы все равно, но… — Она снова закрыла глаза. — Но есть еще одна или две вещи, которые мне надо сделать. Я не могу позволить им найти себя раньше. Мариек отвезет меня обратно, — на этом острове должен быть маленький корабль, — и я исчезну.

Она

замолчала и вздохнула.

— Я знаю, его, должно быть, убили, — сказала она. — И дальше: — Криспин, Кай Криспин, если я права, от Гезия тебе теперь не дождаться помощи. — Ее губы дрогнули. Глупец мог бы назвать это улыбкой. — Тебе понадобится Стилиана. Она, возможно, сумеет защитить тебя. По-моему, она к тебе питает какие-то чувства.

Он не понимал, откуда императрица может это знать. Его совсем не это волновало сейчас. Он спросил:

— А ты, моя госпожа?

— Что я к тебе испытываю, родианин? — В ее голосе послышался намек на насмешку.

Он сильно прикусил губу:

— Нет-нет. Моя госпожа, что ты будешь делать? Могу ли я… можем ли мы помочь?

Она покачала головой:

— Это не твоя роль. И ничья. Если я права насчет того, что произошло, мне надо выполнить одну задачу, перед тем как я умру, а потом все может закончиться. — Она посмотрела на Криспина, стоя очень близко от него и одновременно в другом месте, почти в другом мире. — Скажи мне, когда умерла твоя жена… как ты жил дальше?

Он открыл рот, закрыл и не ответил. Она отвернулась. Они снова вышли через лес к морю. На каменистом берегу острова он все еще не мог заговорить. Он смотрел, как она отстегнула свой пурпурный плащ, скинула его, потом бросила брошь, которая его скрепляла, повернулась и пошла прочь среди белых камней. Человек по имени Мариек следовал за ней. Потом они пропали из виду.

«Как жить дальше?»

Ответ на этот вопрос не пришел к нему и на корабле, когда они с уцелевшим Бдительным взошли на него и матросы подняли якорь, повинуясь резкому приказу солдата, и корабль поплыл обратно в Сарантий.

Плащ императрицы и золотая брошь остались на острове, и они все еще лежали там в ту ночь, когда зажглись звезды и луна.

Глава 10

Кажется, Клеандр все устроил как надо.

Они сидели не среди огромной массы болельщиков Зеленых — его мать категорически была против этого, — но у парня, по-видимому, уже имелось достаточно связей на Ипподроме, и он получил отличные места в нижнем ряду недалеко от линии старта. Некоторые зрители из состоятельных классов были склонны посещать Ипподром только утром и не возвращались после полудня. И, таким образом, Клеандр нашел три места. Им было ясно видно с близкого расстояния место старта и шеренгу статуй вдоль спины. Они даже могли заглянуть во внутреннее крытое пространство, где в этот момент возницы и артисты ждали сигнала перед выходом на дневной парад. За этим пространством Клеандр показал им еще один вход в обширные помещения под трибунами. Он назвал его Вратами Смерти с явным восторгом.

Клеандр, одетый в идеально строгую, коричневую с золотом тунику, подпоясанную кожаным ремнем, с зачесанными назад длинными, как у варвара, волосами, с готовностью объяснял все происходящее мачехе и лекарю, слугу которого убил две недели назад. Он выглядит безудержно счастливым и очень юным, думал Рустем, сознавая всю иронию ситуации.

С Тенаис уже поздоровались полдюжины мужчин и женщин, сидящих поблизости, и она совершенно официально представила им Рустема. Никто не спросил, почему она не сидит в катизме вместе с мужем. Это был хорошо одетый, хорошо воспитанный сектор Ипподрома. Над ними, на стоячих местах, люди кричали и толкались, но не здесь, внизу.