Повелитель Самарканда
Шрифт:
Из разговоров в тавернах по дороге в Иерусалим Кагал вновь услышал имя Байбарса. Поговаривали, что султан Египта, потомок великого Саладина, впал в старческое слабоумие и всем правила наложница — Шаджар ад-Дарр, с которой делили власть военачальники курд Ае Бег и Байбарс Пантера. Этот Байбарс был сущим дьяволом в человеческом обличье — говорили, что он страшный пьяница и любитель женщин, его ум был острее, чем у монахов, а его отвагу в сражении воспевали арабские певцы. Он был человеком сильным и честолюбивым.
Он командовал наемниками, которые, как говорили, были истинной силой египетской армии — некоторые называли
И если этот воплощенный дьявол пришел с юга со своими головорезами, как могли правители земли обетованной противостоять ему без помощи, которую измученная войнами и распрями Европа не смогла им предоставить? Среди франков сновали шпионы, изучая их слабые места, рассказывали, что самому Байбарсу удалось под видом бродячего сказителя проникнуть во дворец Богемунда. Не иначе, он был в союзе с самим Злом, этот египетский полководец. Он любил ходить среди своих людей, изменив облик, и, говорили, безжалостно убивал всякого, кто узнавал его. Странная душа, полная воинственных порывов и жестокая, как у хищника.
Но все же больше всего разговоров было не о Байбарсе и не о султане Измаиле, мусульманском правителе Дамаска. Там, где розовел восток, поднималась еще одна угроза, превосходившая по своей силе обоих этих ближайших врагов.
Кагал услышал о странном новом ужасном народе, подобном бичу для Востока, — монголах, или татарах, как их называли священники, уверяя, что это настоящие демоны, о которых возвещали еще древние пророки. Давным-давно они ворвались, как песчаная буря с востока, сметая всех на своем пути, поставили на колени мусульманский мир и стерли в пыль владения мусульманских царей. Их полководцем был тот самый Субудай, о котором Кагал впервые услышал от Гаруна.
Затем орда повернула назад, и Святая земля избежала участи своих соседей. Монголы двинулись обратно, в глубь неизвестного востока, со своими знаменами из бычьих хвостов, со своими ужасными луками, и люди почти забыли их. Но в последние годы грифы вновь закружили на востоке, время от времени с курдских холмов приходили вести о турецких кланах, спасавшихся бегством от надвигающегося войска со знаменами из бычьих хвостов. Неужели непобедимая орда вновь двинулась на юг? Субудай не тронул Палестину, но кто мог знать, что было на уме у Мангу-хана, коего арабские путешественники называли нынешним правителем кочевников?
Так говорили люди теми теплыми весенними днями, когда Кагал держал путь в Иерусалим, стараясь забыть прошлое, растворяясь в настоящем, впитывая в себя дух и традиции этой страны и ее народа, изучая новые языки с легкостью, присущей кельтам.
Он прибыл в Хеврон и в большом кафедральном соборе Вифлеемской Девы преклонил колени возле святого места — места рождения Господа Иисуса Христа, — где всегда горело
За улицей Скорби он увидел изящные колонны порталов Аль Аксы, и ему сказали, что самое первое, что должен сделать истинный христианин, прибывший в Иерусалим, — это приложить руки к этим колоннам. Ему показали мечети, которые когда-то были христианскими храмами, и рассказали, что позолоченный купол над мечетью Омара накрывает серый камень, являвшийся для мусульман святыней святынь — с него Магомет вознесся в рай, а в дни Израиля на нем стоял ветхозаветный ковчег, а потом храм, откуда Христос изгнал торговцев. Этот камень был вершиной горы Мориах — одной из двух гор, на которых был построен Иерусалим.
Но теперь мусульманский купол скрывал камень от взоров христиан, и дервиши с обнаженными мечами стояли возле него днем и ночью, преграждая путь неверным, хотя и считалось, что городом правили христиане. Тут Кагал осознал, сколь беспомощными и слабыми стали почитатели Христа на земле обетованной.
Он направился к холмам, окружавшим Святой город, и остановился на горе Олив, дабы окинуть взором весь прекрасный Иерусалим. Здесь почти сто пятьдесят лет тому назад стоял Танкред. И здесь же король — изгнанник глубоко задумался о тех далеких днях, когда впервые сюда пришли с запада люди, сильные своей верой и страстным желанием найти царство Божие.
Теперь их потомки перерезали глотки своим соседям на западе и стонали под пятой честолюбивых королей и алчных служителей церкви и в своих войнах и воплях забыли ту неясную зыбкую границу, за которой еще оставалась тень былой славы.
Дальше и дальше скакал на своем коне Рыжий Кагал сквозь юную весну, жаркое лето, задумчивую осень, следуя древними путями пилигримов, что увлекали его от Иерусалима в неведомые, удивительные и загадочные края, о коих прежде он мог только слышать. Он побывал в Аскалоне, Тире, Яффе и Акре, посетил мрачные монастыри ордена тамплиеров. Уолтер де Бриен предложил ему совместно управлять пришедшим в упадок королевством, но Кагал отказался и отправился дальше. Трон, на котором он никогда не сидел, и слава земного правителя не прельщали его.
Так, в мечтах о новой весне, он прибыл в замок Рено д'Иблена возле самой границы.
Сир Рено был отпрыском могущественной христианской семьи д'Ибленов, владевшей мрачными серыми замками на побережье. Самому ему, правда, достались лишь немногие плоды завоеваний предков. Путешественник и искатель приключений, живущий своим умом и мечом, он получал от судьбы больше тяжелых ударов, нежели богатств. Он был высок и строен, на его загорелом лице выделялись орлиные глаза и тонкий с горбинкой нос. Он носил старые, видавшие виды доспехи, потертый и рваный бархатный плащ, а с рукояток его меча и кинжала давным-давно исчезли прекрасные драгоценные камни. Все его владения свидетельствовали об упадке и бедности. Пересохший ров, окружавший замок, во многих местах был засыпан, а внешние стены представляли собой просто груды обвалившегося камня. Внутренний двор зарос сорной травой, которая буйно росла повсюду, даже над засыпанным колодцем.