Повелитель войн Кор
Шрифт:
Под ним простирался заброшенный, покрытый вечерней тенью двор. Эта тень, спускавшаяся с гор, легла покрывалом на развалины всего древнего города. Ниже, в сорока футах от дорожки он обнаружил идущие вниз ступеньки, но его сознание было настолько затуманенным, что единственное, на чем он смог сосредоточить свое внимание, был толстый слой пыли и песка, покрывавший даже этот самый верхний уровень города и нанесенный сюда постоянно дующими ветрами, которые теряли свою силу при встрече со стенами, возвышавшимися на несколько футов над дорожками. Главное, что привлекло внимание Райнасона, это отсутствие следов чьих-либо
С большим трудом ему удалось перевалить свое ноющее от боли туловище через последний барьер и упасть в бесчувствии в пыль на дорожку. Он пролежал без движения долгие, слишком долгие для такой ситуации минуты, пытаясь восстановить дыхание. Его легкие буквально разрывались на части, но разреженный воздух планеты, казалось, застревал у него в горле и не проходил дальше. Разодранные руки кровоточили, в старом шраме от удара ножа над правым глазом появилась пульсирующая боль, но Райнасон не обращал на это внимания. Ему нужно было обрести вновь ясность мысли.
Наконец, он смог подняться, качаясь под темным небом. Под ним простирался город, развалившийся и мрачный; его пустые улицы изгибались между повалившимися стенами и колоннадами. Мотоплан Мары лежал, навалившись на одну из полуразрушенных стен; его жалкий вид сразу же вызвал в мозгу Райнасона шквал мыслей, главной из которых была — насколько серьезными были ранения, полученные Марой.
Он добрался до ступенек и стал медленно спускаться. Лестницы в городе были такими же, какими он помнил их со времен Теброна, и вместе с тем что-то в них изменилось. Тогда по ним шагал огромный хирлаец, теперь же для землянина они оказались очень крутыми: эти ступеньки представлялись Райнасону уже как самостоятельные уровни — три фута в ширину и почти четыре — в высоту. Ноги едва выдерживали боль от удара, когда при спуске на каждую ступеньку на них обрушивался вес его тела.
Достигнув нижнего уровня, Райнасон задержался у двери, ведшей на улицу. Там было пустынно, но ему требовалось подумать, чтобы четко вспомнить направление движения. Да, Храм действительно был в том направлении, где-то ниже по этой пыльной улице. Он стал пробираться вперед, прячась в тени домов и постоянно сравнивая то, что было перед ним, с содержанием памяти Теброна.
Теброн взял этот город, будучи во главе отряда воинов. Для него он был большим и божественным, средоточием мощи и знания. Но Райнасон, с трудом продвигаясь по пыли тысячелетий, которая покрыла город со времен древнего короля, нашел его не просто большим, а через чур огромным; не божественным, а, скорее, исполненным тщетности. А мощь и знания, которыми он когда-то владел этот храм, превратились в прячущуюся в пыли тень.
Где-то там, впереди, остатки представителей этой вековой культуры пытались сейчас оживить город. С Пришельцами или без них, чувствовал Райнасон, они все равно были обречены на неудачу. Они действительно желали возвратиться к жизни, разбудить свое сознание, свои грезы, свою собственную мощь. Но они стремились делать это своими воспоминаниями, а этот путь был явно бесперспективен.
Храм никем не охранялся. Райнасон, вольтижируя с одного уровня на другой, вскарабкался по ступеням со всей прытью, которую позволяли ему остатки растраченных на подъем сил, стараясь при
Но в воздухе Хирлая звуки не разносились далеко, и находившиеся в Храме не могли слышать его приближение; с другой стороны, он тоже мог не обнаружить их присутствие во-время, что могло привести к нежелательным для него последствиям.
Добравшись до верхней площадки лестницы, Райнасон быстро нырнул в тень колоннады, окружавшей здание. По всему периметру с интервалом в пятьдесят футов располагались двери; Райнасону предстояло обогнуть здание и войти в одну из боковых дверей. Он торопливо прошмыгнул между колоннами и остановился у третьей двери; распластавшись на полу, заглянул внутрь.
Там были они все — две дюжины серых неуклюжих фигур. Некоторые сидели, другие стояли, но все без исключения спокойно уставились в пол.
Хотя они были почти неподвижны, Райнасон ощутил атмосферу возбуждения, которой был наполнен Храм. Скорее даже — не просто возбуждения, а нетерпеливого ожидания чего-то. И страха. Наблюдая за этими огромными тушами, проводящими свою телепатическую тайную вечерю, Райнасон вновь явственно почувствовал в своем мозгу эхо от выкрика Хорнга. Эти создания боялись конфликтов, их страшила борьба; и в то же время они бросились в схватку, которая заранее была обречена на проигрыш. Осознавали ли они это?
Могли ли они и теперь верить тому, что им сообщила машина Пришельцев, после того, как ее рекомендации оказались катастрофическими?
Глаз Кора мерцал в темной внутренней комнате; двое хирлайцев молча стояли перед ним, наблюдая… ожидая. Но религия Кора не играла никакой роли в жизни хирлайцев вот уже на протяжении многих поколений. И вот теперь, когда эта древняя, затуманившаяся прошедшими тысячелетиями религия вновь извлечена из забытья, может ли она иметь на них такое же влияние, как когда-то?
Мара сидела на полу Храма, прислонившись к стене. Одна из дверей, выходящих на окружавшую Храм колоннаду, была совсем близко, но Мару окружали пять хирлайцев. К тому же, с болью в душе Райнасон отметил, что ее скрученная в сторону левая рука безвольно болтается, а лоб покрыт кровью. Хотя ее лицо не выражало никаких эмоций, он обратил внимание, что когда она подняла правую руку, чтобы поправить волосы, ее пальцы дрожали нервной дрожью, да и сам жест выдавал скрытое внутреннее напряжение.
Она не могла видеть Райнасона, но было видно, что она ждала его появления. И когда он сделал небольшое движение, Мара заметила его сразу.
Райнасон отполз от двери и снова обогнул здание, добравшись до двери, самой близкой к девушке. Вынув станнер из кобуры, он какой-то момент задумчиво смотрел на него. Он должен действовать быстро; это оружие не давало ему никакого преимущества перед дезинтеграторами, которыми были вооружены хирлайцы; зато внезапность и скорость такое преимущество давали.
И, возможно, ему должен содействовать страх, охвативший аборигенов.
Стремительно ворвавшись в дверной проем, Райнасон сразу же открыл пальбу. Двое хирлайцев упали еще до того, как успели повернуться; они тяжело рухнули на пол. Райнасон издал пронзительный крик — высокий, каким был крик Хорнга, и настолько громкий, насколько Райнасону позволяли силы.