Повелитель войны
Шрифт:
Дисциплины практически нет, бандиты бандитами. Воинского конного строя не знают, нападают толпой. Стреляют по команде, но могут и без оной, увидел – пали, остальные присоединяются. Были случаи дезертирства во время боевых действий, наказывали, но без толку. Так и воюют. И в других местных кланах происходит то же самое. Главное имущество – скот, его и угоняют. Присутствует борьба за пастбища, красивых женщин и личные мотивы – месть. Воюют постоянно, охочи до чужого, собираются в стаи у хана, задумавшего набег. Легко меняют хозяина, сегодня у тебя тридцать тысяч, а завтра и нет никого.
Все как принято у всех, ничего нового. Но, считаю, за восемь дней – неплохо. Карты
…Всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Еще вечер-два заседаний нашего Генерального штаба, и мои оппоненты заметят, что я начинаю повторяться в предлагаемых комбинациях. Перестановки туда-сюда, быстрая переброска сил и их концентрация на местах возможного прорыва противника, нереальная для исполнения с этой бандитской вольницей, и все, варианты закончились. Бобик сдох.
Я не заканчивал военного училища. И учила меня война. Шесть лет войны. На военной кафедре в институте преподаваемые предметы не оседали в памяти надолго, учеба там была вынужденной необходимостью, чтобы не вылететь, не более того. Пара по войне – запрет на посещение лекций, автоматическое исключение – вот что нам прочно вдолбили. Еще запомнилась шагистика по лужам в идеально начищенной обуви и отглаженных брючках. Нет, как правильно держать автомат при атомном взрыве, я усвоил, и кое-что еще, применимое в той реальности и неприменимое в этой. Остальное, как вода, – набрал в мисочку перед экзаменом, предъявил преподавателю, получил зачет, вышел за дверь, выплеснул.
А главное, нам не давали на военной кафедре истории войн и войск, тактики и стратегии кавалерии, всех этих александров македонских и их фаланг, то есть того, что дают в училищах. Эти знания у меня только в объеме средней школы. Учили нас хорошо, сколько лет прошло, а если надо пообщаться на тему военных аспектов жизни кочевников, арабов, бедуинов, монголов, турок-огузов, о том же Чингисхане поговорить или о железном хромце Тимуре – справлюсь, тему поддержу, хотя не рвусь нисколько. С этими же справляюсь, беседуем. Да. Но не две же недели.
Видятся мне два варианта завтрашнего завершения цикла лекций. Первый: пусть попробуют сами применить на практике проигранные нами схемы, прибегут побитыми щенками. Все прощу, лично приедем на места боев и разберемся. Переиграем. Второй: дайте конкретный практический пример и на мою ответственность, отработаем. Лучше всего мелкий агрессор, беспокоящий мирных жителей пограничья, или крупная разбойничья банда до тысячи всадников. На выходе – моя свобода, должен же я что-то получить, а то всё болтаем, болтаем. И информация, черт возьми, ну сколько так можно, ничего не знаю и не понимаю вокруг. Да при чем здесь знание языка, если никто ничего не говорит. Вот кто я такой, например? Опять – сам догадайся? С завтрашнего дня я – Томчин, и пусть произносят мое имя, когда ко мне обращаются!
…Чего-то депрессия навалилась. Типа: жизнь пошла скучная, неинтересная, бесцельная. Выпить нечего, кумыс их этот – дерьмо. Толку чуть, трезвенники. И вообще все – дерьмо. Надоело с этими козлами общаться. Объяснил им вместе с Цэрэном один раз свои предложения и замолчал. Не поняли – их проблемы. Не хочу я ничего. Цэрэн уже неделю грустный в юрте сидит, переживает. Зря. Все идет, как идет, и будет, как будет. Пора его арифметике учить. Сейчас и начнем.
…Приехали, праздник устроили, меня на пир притащили. Сижу рядом с каменной Бортэ, лег бы, да неудобно. И чего орут? Мяса не видели? Кого-то мелкого побили, а радости – полные штаны. Режутся
Почему они не понимают бессмысленности этого процесса? Все племена в округе на тысячу километров вряд ли насчитывают больше миллиона человек. Скорее, и того меньше. Эта степь могла бы прокормить вдвое, впятеро больше народа, если бы не людская жадность и дикость. Спокойно паси свои табуны, не бойся, что тебя убьют и детей твоих угонят в рабство, живи и радуйся, так нет. Или какой-то местный ханчик решит тебя пощипать, или сам, надувшись от жадности и гордости, почти рефлекторно потянешь жадные руки к чужому добру. Что за природа у человека (я не говорю – у этих людей, на моей родине не такого насмотрелся!). Это именно природа дикого человека, несмотря на все плоды цивилизации: нахапать побольше и гордо оглядывать всех с кучи добра. Не подходи – мое! Куда тебе все это, зачем берешь чужое? Ведь сдохнешь все равно. Ну, эти-то дикари не понимают, а у нас – что творилось после перестройки? Да и в последние годы рейдерские захваты напоминали месячной давности сумасшедший набег кочевников на летнюю стоянку. А, что говорить, дикари, не поймут-с.
Как говаривал Йоганн Вайс: «Я хочу командовать многими и чтобы я подчинялся немногим». А я не хочу. Спать пойду. Надеюсь, имею я право и свободу хотя бы встать и уйти к себе спать? И нечего на меня так смотреть, Бортэ.
Достал я Бортэ воплями: «Я хан или не хан?!» Провела ликбез. Недаром с Цэрэном язык учу потихоньку, сотню слов уже знаю. Хоть что-то начал понимать в этом сумасшедшем доме. Государства у них, как такового, разумеется, нет. Базовая единица общества – семья, называется это – «юрта», в среднем в ней человек пять-десять. В каждой юрте от одного до трех воинов, с учетом неженатой молодежи, остальные – женщины и дети. Юрты сбиваются в команду произвольной величины, назовем это родом, хотя национальные, языковые и родственные связи необязательны (тут я запутался!). Количество юрт в таком роде может быть от десятка до нескольких сотен, в зависимости от авторитета самостийного родового вождя и территории выпасов, которые эта орда способна удержать и защитить.
Следующий уровень – племя. Один из родовых вождей почему-то кажется остальным более перспективным для совместного нападения на соседние племена и становится племенным вождем, остальные приносят ему что-то вроде клятвы вассальной верности. Смешно. Такое племя может насчитывать несколько сотен тысяч человек, но все аморфно, постоянно кто-то приходит, кто-то уходит. Внутри каждого племени, рода, юрты идет резня из-за имущества и личных амбиций. Поскреби любого пастуха, и у него в предках и родне окажутся ханы и местные боги. Да и проснувшийся утром ханом может к вечеру одиноко пасти своего единственного коня, если за день все его соплеменники разойдутся по более сладким покровителям.
Существует местная аристократия, потомки всяческих героев легенд, когда-то удачно укравших у соседей козу или жену и воспетых здешними бардами за этот подвиг в веках. Мой предшественник был ханом с родословной и связями, но не слишком уважаемым своими вассалами, большинство из которых в собственных родах имели больше юрт, чем он. Имущество здесь распределяется по юртам, ничего общего, государственного нет, и хан фактически – это военный вождь, осуществляющий удачные набеги в военное время и успешно им противостоящий в мирное. И не хан, а каан. Ну, точно, индейцы, как были у нас.