Повелитель войны
Шрифт:
Дома хорошо, но – что поделаешь? Не могу я сейчас расслабляться, пружину внутри себя распускать. Государство не бросишь. Висим, подвешенные на ниточке войны, и куда этот маятник качнется? Уж точно – не туда, только отвернись. Вот и приходится отворачиваться от бесконечно родного лица сына, от любимых жен – и смотреть на юг. Туда, где вновь разгорается пожар войны, где горе и смерть. Только горе и смерть. И поедем мы туда с Люськой одни. Не надо остальным этого видеть…
…Успехи Собутая и Мухали в конце прошлого года произвели впечатление на китайских военачальников. Очередной год лишь наметился, мы еще только начали угрожающе рычать, не сделав ни шагу в направлении предполагаемой добычи, как приключился закономерный и ожидаемый массовый переход китайских войск на нашу сторону.
Упорство китайских генералов наводит на две мысли сразу. Первая. Оптимисты или склеротики. Вторая. Знают закон больших чисел: раз вероятность их разгрома не абсолютная, а нашего – исчезающе мала, то когда-нибудь им это удастся. Может быть. Но не в этой жизни.
Дальше пошла привычная китайская армейская рутина. В штабах началась паника, склеротика Ин Цина убили собственные офицеры, выпихнувшие на его место из своих рядов вяло сопротивлявшегося полководца Илдуху. Илдуха все делал правильно, старательно укреплялся в Дацине. Не помогло. Подошла Черная Армия, и после недолгой осады город сдался. Китайцы сделали китайцев, что и требовалось доказать. Мы поставили генерала Уэро главой местного гарнизона. Других изменений производить не стали, двинулись опять в сторону столицы. Взяли города Шуньчжоу, Чэньчжоу, Инчжоу, Тунчжоу и прочие чжоу, неохота вспоминать. Провинция Ляоси в очередной раз была покорена.
Волна наших войск целеустремленно катилась к столице Цинь, где с начала прошлой осени и до сих пор продолжалась ее блокада китайским корпусом Миньгана и столичной гвардией. Длина окружающей город стены – примерно сорок километров, в ней двенадцать ворот. Ворота действительно заблокированы, а за стеной не уследили. Золотой мальчик, самопровозглашенный Верховный правитель Цинь, ощутил дискомфорт, предал всех, кто ему поверил, и скрылся в ночи. Поиски ничего не дали. Кстати, население не в курсе, это данные моей разведки и поисковиков.
В этом году сижу в степи у озера Долон-нор, с нашей стороны Великой стены, общаюсь депешами, окучиваю информацию. Даже во взятую столицу Цинь въезжать на белом коне не собираюсь. Видеть ее не могу, обрыдла.
…Мухали с оставшейся у него дивизией перезимовал в столице Железной империи киданей и, по свистку распрощавшись с императором Елюем, ободрив его, пожелав всего хорошего, отправился как и все к столице Цинь. Непобедимый китайский полководец Пусянь Ваньну, отсидевший зиму в Цзюлянчэне и умело избежавший любых соприкосновений с Мухали, тут же занял Ляолян – столицу Железной. Могу предсказать, что Мухали опять возьмет город «хитростью», один в один повторив прежний прием. Китайцы скажут, что их снова обманули. Девичья память – четвертый раз берем. Император Елюй мог бы все-таки менее старательно изображать из себя нашу марионетку. Ему уже сопротивляться без нас лень. Придут монголы и вернут город. А мы там жить не собираемся. В конце концов, это его империя, могу рассердиться.
Хоть что-то сделал бы, убил Пусяня, например. Или на заборе ему нарисовал и оставил. Я бы оценил. А то – ведет себя, как Польша и Прибалтика. Что страны, что люди – характер один.
…Очаровательная блондинка, из тех, что догадались, куда девается свет, когда его выключаешь в комнате. Открой холодильник и – вот он где!
Какая страна ассоциируется с таким образом? Чтобы всем с нормальными мужскими наклонностями хотелось. Здоровая реакция организма, что мужского, что государственного. Знаю похожую шатенку в Европе… Блондинки не вспомню. Так жаль…
Россия? Раньше – Родина-мать с плаката времен войны. Наверное, каждый властитель привносит в характер, в восприятие державы что-то свое. Даже не властитель, а та прослойка, что его окружает. Министр иностранных дел, голышом купающийся в присутствии журналистов
А Монголия? Это я. А еще – тот веселый молодой парень в синем халате, что-то шепчущий на ухо своему гнедому. С саблей в потертых ножнах – наверно, еще дедов клинок. Или вон тот, усатый, с поразительно красивым актерским лицом. Героическим. Местный Тихонов. Увидел бы на Земле – сказал бы, что школьный учитель…
…Наконец к середине весны императорский двор в изгнании смог выработать хоть что-то, кроме обычного… Он выработал план для прорыва кольца блокады вокруг столицы Цинь – города Жунду. Экономненький такой планчик, это не по четыреста тысяч войск за раз в никуда бросать. В первую очередь планировалась доставка продуктов, обозы с провиантом вверили генералу Ли Ину и для их прикрытия выделили сорок тысяч солдат. Еще два корпуса отправили для непосредственного участия в прорыве. Войска областей Чжуншань и Чжэньдин под командованием генерала Юн Си насчитывают около девяноста тысяч, а сборный корпус из Дамина и прочих юго-западных регионов составляет всего двадцать девять тысяч солдат. Командует им генерал Ухури Циншоу. Все эти воинства должны были соединиться у столицы и прорвать блокаду. Почему «прорвать» – не понятно. В лучшем случае – смогли бы соединиться.
Сначала хотел повелеть пропустить обоз, но, вспомнив, чем кончается мой гуманизм, приказал атаковать. Чем быстрее прекратится это все – тем лучше. Думаю, летом прекратится, кончится блокада. Генерал Ли Ин, прикрывающий обоз, был смертельно пьян во время нашей атаки. Смертельно – надо понимать буквально. Убили его. Почему пьянице поручают такое дело? Элита такая. Сама себя элитой определила и пьет дальше. Сопровождение обоза уничтожили. Два других корпуса развернутым строем бежали к местам прежней дислокации. Наши их не преследовали, разве что – китайцы, кто хотел.
Случались и накладки. Перебежавший к нам в начале года военачальник из Цзинчжоу в провинции Ляоси – Чжан Цин – получил под свое командование десять бригад, сразу сформированных в провинции, и приказ двигаться на юг. Не монгол, порядков наших не знает, в Китае вельможи на паланкинах передвигаются, а у нас галопом верхом. Промедлил с выходом и был казнен. Вельможа – это работа, здесь тебе не Китай. У казненного остался младший брат, Чжан Чжи, и он обиделся. Брат предателя, сам предатель, а туда же, обижаться решил, уважения захотел. Вельможей назначим, а уважение – зарабатывать надо.
Взбунтовался Чжан Чжи, захватил фамильную резиденцию Цзинчжоу и еще несколько городов в Ляоси. Послали корпус такого же свеженазначенного Уэра, отвоевали все города, заперли Чжан Чжи в Цзинчжоу. Некогда, потом добьем. Действительно, некогда.
…В начале лета китайцы из корпуса Минганя взяли свою бывшую столицу. Сама сдалась, узнав о судьбе обоза. А пропустил бы?.. В предчувствии неминуемого голода и прочих прелестей войны столичный свет охватила привычная паника. Свеженазначенный комендант Ваньян Фусин доказал всем, что он настоящий Ваньян, и покончил жизнь самоубийством. К несчастью, на наш век Ваньянов еще хватит, не последний. Его преемник поступил проще – сбежал из города со всей семьей. А мы никому не мешали: из города можно, в город нельзя. У кого здоровье плохое и диета противопоказана – встал и вышел. Если монголов не боишься. Генерал пропаганде не верил, сам для народа сочинял, поэтому встал и вышел через стену со всей семьей – и ничего! Ушли куда-то.